Час ноль

Потом мальчик снова отвернул голову и продолжал читать.

Учитель Бриц только что закончил педагогический институт, это была его первая работа, и то, что сейчас произошло, могло его уничтожить. Ему казалось, что он тонет, и лишь постепенно до него дошло, что пробили часы, что мальчик закрыл книгу, поднялся и пошел домой.

После этого случая учитель Бриц садился напротив мальчишки. При этом он, правда, не видел его профиля, но зато хорошо видел его губы.

Но однажды у Брица пропали часы. Возле кладбища Бриц и крестьянин Лохен наконец-то догнали Франца Пильгера. Бриц крепко держал мальчишку, а Лохен обыскивал его. Часы он нашел у мальчишки за пазухой.

Пильгеры вырезали из дерева поварешки, курительные трубки, трости, плели корзины. Но даже если бы они могли платить, лесничество не продавало бы им древесину. Стало быть, им приходилось воровать. И воровать они посылали детей. Тех, в конце концов, могли всего лишь выпороть, и только. Единственное, что давали им родители с собой, — это совет не попадаться.

В четырнадцать лет Франц заметил, что с ним что-то неладно. Товарищи его начали поговаривать о девчонках, он этого не понимал. Он заметил, что все его дружеские отношения походили скорее на влюбленность. Хотя ему этого не говорили, но он понимал, что нельзя себя выдать. И поэтому вдруг оказался в одиночестве. Внезапно ему открылись масштабы лицемерия, окружавшего его. Он никого не боялся. Он был высокого роста, худой и очень сильный. В отличие от своих противников он всегда оставался спокойным. Он не злился, как они, а лишь забавлялся. Боязнь физической боли вышибли из него еще в детстве. Люди с цепочками на жилетках считали, что тот, у кого такие голодные, холодные и насмешливые глаза, рожден преступником.

В семнадцать он стал возчиком. На телегах, запряженных четверкой лошадей, они привозили вино с Мозеля, везли зерно в Пфальц, из Саара привозили железоскобяные товары. Жизнь на дорогах, среди лошадей и в кабаках была ему по душе, и порой ему случалось даже найти кого-нибудь, кто не избегал его взгляда. Однажды один из возчиков застукал его в сарае с парнем. В конце концов его другу удалось справиться с Пильгером. Но сам возчик уже не двигался.

Франц Пильгер ненавидел Иностранный легион. Он вовсе не был мясником. И когда рассказывал, то не о легионе, а об Африке.

Набожный плотник веселил Пильгера. Каждый раз Цандер клялся больше не связываться с ними, но в следующий раз неизменно оказывался в банде. Пильгер знал, что для плотника унизительно было обращаться к нему ради ружья, унизительно было вообще признавать его, Мюлака и других. Пильгер долго размышлял, не стоит ли заставить плотника вернуть ему ружье, которое тот тогда оставил у себя. Он знал, что человек этот причинит когда-нибудь всем им неприятности. Но в конце концов Цандер за ружье заплатил, и любым способом надо было поддерживать в нем хорошее настроение. Стрелял плотник отвратительно. Распределяя стрелков на охоте, Пильгер ставил дополнительно еще человека, так как плотника практически нельзя было брать в расчет. Чтобы его не злить, они делали вид, будто невозможно установить, кто какое животное убил. Невероятно как предупредительны были они к этому человеку. И это злило их, потому что ни в какое сравнение не шло с тем, какую пользу он приносил банде. Не говоря уже о том, какой поддержки требовал от них он, сам того не замечая.

Зима с сорок седьмого на сорок восьмой год была суровой, и все чаще Пильгер разрешал людям уносить дичь домой. Есть ведь что-то надо. Плотник начал поговаривать о том, что следует просто пристреливать лесников. Пильгер переговорил с одним из своих братьев и Мюлаком. Чтобы они постоянно держались неподалеку от Цандера. И тем не менее беда случилась. Они лежали, укрывшись в чаще, а лесничий Шуф проходил мимо них на расстоянии примерно сорока метров, когда Цандер вдруг выстрелил. Конечно, он не попал. Шуф бросился на землю.

Кое-кто хотел тут же кинуться в лес, удрать, однако легионер удержал их. Шуф не поверил своим глазам. Вся банда вышла из чащи во главе с легионером.

— Вставайте, — сказал Пильгер. — И убирайтесь.

Лесничий Шуф поднялся и пошел. Легионер повернулся и выбил из рук плотника ружье.

— Подонок, — сказал плотник.

Легионер рассмеялся.

— Давно хотел услышать это от тебя. А ну-ка, повтори.

— Подонок, — повторил Никлас Цандер и плюнул на Фетцеров — Мюлака и Йоши.

— А вы что скажете? — спросил легионер.

— Пусть Мюлак и сделает это, — буркнул один из них.

Мюлак никогда не забывал тот миг, когда легионер сунул ему в руки винтовку. Винтовку такому, как он. Винтовку тому, кого любой крестьянин имел право избить до полусмерти. Плотник не догадывался, как часто винтовка Мюлака бывала нацелена на него, когда он шел впереди или когда сидел рядом с ним в чаще и от страха бубнил непрерывно молитвы.

Мюлак уставился на плотника. Все ждали.

— До этого дерьма я не дотронусь, — заявил в конце концов Мюлак. Подняв с земли хворостину, он стал подстегивать ею Цандера.

— Убирайся, — сказал Мюлак. — Быстрее.