Час ноль

Тут уж крики раздались со всех сторон. Лотта стала мочиться. Но в это время ее сильно стеганули кнутом, она рванула и распряглась. Тот, кто только что шел сбоку, но впереди, оказался теперь сбоку, но сзади. Ханнес пытался как-то держать плуг под контролем, старый Хесс надрывался от хохота, а Леа, выпрямившись, угрюмо наблюдала за этой сценой. Тем не менее они продвигались к концу борозды. Ханнес обливался потом, зато Хаупт шел наконец вровень с головой Лотты. Раздраженная, с прижатыми ушами, Лотта теперь снова шла в упряжи. Она вся покрылась пеной, желто-зеленая слюна стекала Хаупту на рукав, Ганс фыркал, задыхался, пускал ветры, и наконец они дошли до края борозды. Ханнес стер со лба пот, то же самое сделал Хаупт.

— Постой минутку, — сказал Ханнес, — я только разыщу свой картуз.

Когда он огрел Лотту кнутом и она рванула, Ханнес потерял свой картуз, к великому удовольствию старого Хесса. Ханнес добежал до места и поднял картуз как раз в тот момент, когда закричал Хаупт.

Ханнес припустил изо всех сил, Георг тоже, Лисс кинулась к ним, на соседних полях подняли головы, только Леа не двинулась с места. Ханнес подбежал первым.

— Моя нога, — задыхаясь, выговорил Хаупт.

Лотта сделала небольшой шажок вперед и при этом будто бы непреднамеренно, по рассеянности, наступила левой передней ногой на ногу Хаупту, но почувствовал он это лишь тогда, когда Лотта медленно и неумолимо перенесла весь свой вес на переднюю левую.

Ханнес огрел Лотту рукоятью кнута, и они осторожно вытащили ногу Хаупта из земли.

— Ну и ну, — сказал Хаупт. Он попробовал осторожно пошевелить ногой. — Ничего вроде бы, — заверил он. — Ничего.

Георг и Лисс вернулись на свои места.

— Глупая скотина, — заорал вдруг Ханнес на Лотту.

Лотта откинула голову. Она прекрасно поняла, что это значит. И следующий поворот, а затем и весь обратный путь, несмотря на ковыляющее рядом с ней смешное существо, прошли гладко. До того самого момента, как они достигли противоположного края поля и остановились передохнуть. Тут Хаупт снова закричал. Правая штанина у него была разорвана, и ткань медленно окрашивалась бурой кровью. Лотта укусила Хаупта за ногу.

Старый Хесс, который при этом уже не просто смеялся, но буквально намочил от смеха штаны, предложил, поскольку они давно уже закончили посадку свеклы, взять Хаупта с собой и завезти к доктору Вайдену. Они помогли ему влезть на телегу, Хесс щелкнул кнутом, и, таким образом, Хаупт оказался дома быстрее, чем предполагал.

Но зато он по крайней мере продемонстрировал добрую волю.

На первое заседание главного комитета старого Хесса пришлось приглашать прямо с поля. Издали его нельзя было отличить от земли. Пока было светло, он использовал каждую минуту. Копал упорно и равномерно, вгрызаясь в глубину и одновременно подбирая всю землю вокруг. Время от времени его двузубая мотыга натыкалась на камень.

— Мразь, — прокряхтел старик, усаживаясь на заднее сиденье мотоцикла, с мотыгой на плече и непременной трубкой в зубах.

Улли рванул с места так, что его отбросило назад.

— Мразь! — кричал Хесс навстречу ветру. — Думаете, что верх взяли, вы, голодное отродье с горы! А кто производит все, что вы пихаете в утробу? Крестьянин. Понаехали сюда, все без роду, без племени.

Улли направил мотоцикл в глубокую выбоину, но старик сидел прочно. А Кранц только смеялся.

Хессу было за семьдесят, и, если не считать службы в прусской армии да двух-трех поездок по делам в Трир, он никогда не выезжал за пределы этой холмистой лощины примерно километров восьми в ширину и десяти в длину, что залегла между двумя горными хребтами, бегущими с северо-востока на юго-запад. Сложенные из кварцита мощные горные кряжи, поросшие лесами, и по сей день производили впечатление абсолютно пустынной местности. А бугристая, вытянутая в длину котловина по-прежнему казалась только-только расчищенной новью. Столетия ушли на то, чтобы выкорчевать густой кустарник. Сейчас уже было видно, что три ручья с многочисленными и разветвленными протоками берут именно здесь свое начало, что между двумя горными хребтами чуть дольше держится тепло, не так сильно льют дожди, на несколько дней позже выпадает снег и начинает чуть раньше таять.

Хессы упоминаются в приходских книгах начиная с 1632 года. Однако старый Хесс лишь раздраженно отмахнулся, когда новый школьный учитель прибежал к нему как-то с сообщением, что один из его предков упомянут в приходской книге еще в 1632 году. Все школьные учителя, приезжавшие в деревню, рано или поздно прибегали к старому Хессу с этим открытием. Испокон веков Хессы входили в приходский совет и в совет общины, подобно тому самому Никласу Хессу, которого имели в виду учителя. Во время Тридцатилетней войны деревня восемнадцать лет была необитаема. Когда вернулись первые жители, вся она опять почти сплошь заросла лесом.