Час пони

Толчок, дрожь по корпусу и протяжное шипение герметизации — здравствуй старая-добрая "Заимка", давно не виделись. Обычно-то я здесь оказывался максимум через три-четыре недели после окончания предыдущего выхода. Даже слегка подзабыл, каково тут, после нашей глуши.

Попутчицы наши вышли первыми, потискав на прощание пегаску и даже помахав мне. Всем нравятся пони, да.

Дэш, ухмыляясь, подошла забрать свои сумки и только отмахнулась в ответ на вопросительный взгляд. Не забыв, впрочем, отсигналить "всё хорошо", школа работы в спасателях не прошла даром. Ну что ж, хорошо, так хорошо... тем более, что судя по багажу, эти попутчицы, скорее всего, собираются на тот же лайнер, что и мы.

Так оно и оказалось. После того, как пегаска облазила всю пассажирскую палубу лайнера... Впрочем было бы что, небольшая она и полусотня кают до самого последнего времени не то что пустыми стояли, они, по большей части, с постройки не вскрывались, те шесть десятков народа, что прилетели этим рейсом, по нашим меркам — событие... Облазила, и после этого неугомонная, для начала, напросилась к пилотам, потом к техникам, а потом, слегка передохнув, вытащила из каюты этих наших попутчиц.

Вскоре вся наша маленькая компания уже знала, кто здесь кто и откуда, что пегаска собирается учиться на пилота-штурмана, что первую из этой парочки зовут Онга, и она с Лаэлль познакомилась по переписке, а сейчас они летят к ней домой, на Живу, знакомиться с новообретённой роднёй, и так далее, и так далее, одни Древние знают в каких ещё подробностях, лучше поберечь психику и не интересоваться, о чём ещё они успели поболтать.

Ну а главное, что в результате всех этих разговоров Лаэлль перестала, наконец, на пустом месте накручивать себя, нервничать и дёргать острыми ушками, а на лице, красивом, но чересчур идеальном, чтобы быть натурально-человеческим, появилась улыбка. Из новеньких эльфка, уже после меня притащили. Надо будет поинтересоваться потом, такие модели нам попадаются крайне редко. Но именно что потом, и по архивам, потому как очень хорошо чувствуется, что её саму про это лучше не расспрашивать лишний раз.

Занятно, что Дэш это тоже хорошо поняла. Несмотря на всю непосредственность в общении, пегаска очень аккуратно, но вполне естественно выбирала темы. Когда с ней прощались, провожая на станцию у Руси — прощались легко и сердечно, не так, как с тем, кто пусть даже случайно и не желая того, но разбередил старые раны.

Растёт девочка. Растёт и радует.

* * *

Всю посадку пегаска просидела, уставившись в экран-иллюминатор. Городскими кварталами её, понятно, было не удивить, лесами после Тайги — тоже, но вот их сочетание впечатлило. И она глазела неотрывно на пейзаж, всё время, пока катер закладывал развороты, выходя на нашу площадку в порту. Пейзаж, надо сказать, впечатлял — мы прилетели днём, день был солнечным и городские кварталы, утопающие в зелени, сияли под солнцем ярким, слегка матовым серебром. Повторяющийся рисунок блоков шёл вдоль реки аккуратной татуировкой и расползался в стороны, оставляя зелёные или синие плеши там, где поросшие диким лесом особо большие холмы, или проточное озеро не позволили в своё время поставить дома.

Не меганебоскребы Шпилей, конечно, выше семи этажей комплексы не строили, но с отвычки её достаточно впечатлило. Ещё больше впечатлило, когда мы после катера прошли не слишком людное, приземистое здание терминала, и взяли автомат-такси. Тоже, кстати, не самая привычная вещь, при нашем-то повсеместном разлетайстве. Прозрачная коробка на колёсах вырулила из стройного ряда ей подобных и бодро покатила сначала по трассе до города, а после и по городским улицам.

Покрытие на дорогах было гладким и чистым, его не взломали корни, и оно не заросло травой, несмотря на широкие полосы зелени по сторонам, деревья на этих полосах имели вполне ухоженный вид, тротуары не были завалены листвой, и вообще город был вполне цивильного облика.

Вот только людей на улицах не было.

Полоса зелени, отделяющая дорогу от жилья, конечно, здорово мешала, но всё в движении можно было увидеть, что так здорово смотревшиеся сверху дома смотрят на улицу фасадами, на которых не видно ни окон ни дверей — лишь однотонный, слепой серебристый рельеф.

Пегаска молча смотрела на окружающее, и в ней постепенно начинало проступать беспокойство. Она старалась не подавать вида, но, в конце концов, всё же обернулась, и вопросительно уставилась на меня.

— Многие поначалу шугаются, да. — ответил я на невысказанный вопрос.

— А-а-а почему — так?... — пегаска неопределённо помахала ногой.