Час пробил

— Я буду рассказывать детектив все двенадцать дней отдыха. Хоть полчаса, но каждый день.

Самое сложное — начало. Мы лежим на песке. Солнце. Мы лежим, касаясь плечами. Она уткнулась головой в разрисованное, петухами полотенце, я лежу на спине. Закрываю глаза и вижу, вижу всю историю изощренного преступления.

— Откуда ты знаешь, как все было? — Голос ее звучит глухо. Она спрашивает, так и не оторвав головы от теплого льняного полотенца. — Тебе кто-нибудь рассказывал?

— Нет. Никто. Просто знаю: от начала до самого конца. Кого. Почему. Кто. Как. Начать придется с года, в котором родился я, — может, поэтому каждое его событие кажется мне многозначащим. С 1945-го.

— С Победы?

— Нет, я родился позже. После Победы еще воевали.

— А прерывать можно? — Она стряхивает песок с тугих икр.

— Можно, но не слишком часто. Мне будет трудно вспоминать, что там было на самом деле.

Она целует меня, падает на песок и командует:

— Начинай!

СОВРЕМЕННЫЙ ДЕТЕКТИВ ПРЕДВАРЯЕТСЯ ИСТОРИЕЙ ДАВНЕЙ (26 ИЮНЯ — 26 ИЮЛЯ 1945 ГОДА)

С-р-р, с-р-р, — свиристела какая-то птица. Океан просыпался. Его поверхность блестела как полированное стекло.

Наступило утро, около восьми. В комнате сидели двое:

один в штатском, другой в форме полковника военно воздушных сил.

— Видите ли, сэр, — сказал полковник, — у пас тут под рукой пятьдесят седьмое и пятьдесят восьмое соединения. Авиационные, — добавил он. На всякий случай. Никогда не знаешь наверняка, понимают ли тебя люди в штатском во время разговора. Полковнику ясно было одно: сейчас, в разгар войны, разгуливать в штатском могут только очень влиятельные люди. Кто еще такое себе позволит? — Если я правильно понял, нужно подобрать троих офицеров. Двоих с хорошей летной практикой и одного врача. \

— Совершенно верно, полковник. Разумеется, данная операция не такая масштабная, как «Айсберг», но чрезвычайно важна для нас. Чрезвычайно. Тем более высадка на Окинаву закончена, и у вас осталось не так уж много дел. Постарайтесь отобрать ребят не со статьей «4-Ф»¹.— Гость шутил.

Полковник был молод. Он улыбался, открывая прекрасные жемчужные зубы, крепкие и ровные, и в глазах смешинка. Такие люди всем и всегда нравятся. Хотя смешинка в глазах, ровные зубы, молодость и хорошее настроение вовсе не гарантия высоких моральных качеств.

Высоко над океаном гудели тяжелые бомбардировщики. В те годы их называли летающими крепостями. Они казались малюсенькими серебряными крестиками в безоблачном небе.

— Куда они? — спросил человек в штатском.

— Туда. На север. — Полковник чуть помедлил, лениво махнул рукой. — Я смог бы представить вам личные дела этих троих, скажем, через неделю.

— А быстрее? Времени для подготовки остается мало. Сначала будут предварительные кандидатуры?

— Поскольку прошу неделю, надеюсь, окажутся окончательными. Принятие решения, естественно, на ваше усмотрение. Когда эти трое понадобятся для участия в операции?

Человек в штатском курил тонкие голландские сигары. Отвечая, он выпустил струю голубоватого вязкого ароматного дыма:

— Точно не знаю. Вероятнее всего, в первой десятидневке августа. Лично я отвечаю за то, чтобы с первого августа по первое сентября эти трое были в нашем полном распоряжении для подготовки к выполнению специального задания. Спасибо, что не спрашиваете какого.

Полковник еле заметно поклонился, оттянул воротничок рубашки:

— Воюю уже пятый год.

— Никогда бы не сказал, — искренне изумился штатский, хотя полковник был уверен, что перед беседой тот не один час листал его дело.

Они попрощались. Штатский торопился. И сейчас, и вообще. Его фирма расшифровала секретный японский код, и в столице читали панические радиограммы, которые «джа-псы» посылали своему послу в Москве: «Япония побеждена. Мы стоим перед этим фактом и должны действовать соответственно». Приходилось спешить. Штатскому то и дело виделась узкая горловина песочных часов, сквозь которую сыпались последние песчинки оставшегося для проведения операции времени. Покрытый пылью виллис, задирая тупую морду на ухабах, увез человека в штатском на полевой аэродром.