Час расплаты

Арман наблюдал за тем, как молодой человек аккуратно складывает потрепанную карту. Когда он нагнулся, его рыжие волосы упали на бледный лоб. Легко краснеющая, гладкая, идеальная кожа. Застенчивая личность.

И Арман вспомнил о разговоре с Желина в саду.

Гамаш знал, что Желина не прав. Настоящих преступников, самых худших преступников не стоит искать вдали от проторенных путей. Их можно найти на наших кухнях, за нашими столами.

«Некрасиво и непременно человекообразно».

Глава тридцать пятая

– Я говорю вам, она должна быть здесь.

Натаниэль Смайт огляделся в каком-то исступлении, почти не морщась от дождя со снегом, бившего ему в лицо. Карта, которую он позаимствовал у мадам Зардо, промокла, превратилась в его руках черт знает во что.

Остальные трое стояли так, что смесь снега, дождя и льда ударяла в спины их курток и в капюшоны. Возражения Натаниэля, быстро перешедшие в скулеж, утонули в безжалостном шуме.

– Нет здесь ничего! – завопил Жак. – Гамаш засрал тебе мозги.

Он стоял ссутулившись, уткнувшись подбородком в грудь, так что сзади его можно было принять за согбенного старика. Зимняя куртка доходила ему почти до колен. Но она скорее напоминала пуховик и вряд ли годилась для того, чтобы стоять в ней на полузамерзшей дороге под градом снежной крупы с дождем и разглядывать серые поля и лес.

Брюки Жака промокли насквозь, он почти не чувствовал ног, и его начала бить непроизвольная дрожь.

Натаниэль посмотрел на двух других, но они тоже стояли спиной к дождю, снегу и кадету, который привел их сюда, объявив, что нашел Стропила.

Натаниэль описал полный круг, мигая из-за снежной крупы, бившей ему в лицо. Он прищурился, глядя на горизонт. Пусто.

Никаких признаков деревни. Никаких признаков жизни.

– Идем! – прокричал Жак и затрусил к машине.

Хуэйфэнь и Амелия последовали за ним. Натаниэль упрямо стоял, словно врос в землю, до тех пор пока не услышал, как заработал двигатель машины, и тогда он припустил к ней, боясь, что его могут оставить здесь. Он плюхнулся на заднее сиденье рядом с Амелией, которая сидела, плотно обхватив себя руками и уткнув нос в промокшую куртку.

Нотр-Дам-де-Хрен-Вам.

Обогреватель включили на полную, и в тесной машине запахло влажной шерстью.

– Это была бесполезная трата времени, – сказал Жак с водительского места, поднося дрожащие руки к решетке вентилятора.

– Но она сказала, что деревня здесь, – возразил Натаниэль.

– Она? Я думал, это Гамаш.

– Он предложил нам расследовать, однако информацию дала женщина, у которой я остановился.

– Вероятно, я пропустил то занятие в академии, на котором говорили, что нужно верить старым пьяницам, – сказал Жак.

Хуэйфэнь фыркнула. От смеха или от того, что подхватила простуду.

Вернувшись в Три Сосны, они разошлись по домам, чтобы переодеться, но, когда Натаниэль в теплой сухой одежде спустился по лестнице со второго этажа в доме Рут, он нашел в гостиной Амелию, разговаривавшую с поэтессой.

Обе посмотрели на него проницательными, оценивающими глазами, и ему показалось, что он очутился в сказке братьев Гримм. Эти сказки редко заканчивались хорошо для мальчиков с ярко-рыжими волосами и заискивающей, как он надеялся, улыбкой, которая наверняка лишь придавала ему сходство с мясным блюдом к ужину.

– Я потерял вашу карту.

– Не страшно, – сказала Рут, вставая. – Карта мне больше не нужна.

– Там ничего нет, – сказал Натаниэль.

Он понял, что не прошел тест коммандера. Или по меньшей мере не прошло его чутье. Эта женщина оказалась ненадежной. В конечном счете она оказалась именно такой, какой выглядела. Старой спятившей пьяницей.

– Ну, по крайней мере, ничего, что ты мог бы увидеть, – откликнулась Рут.

– А что еще там есть? – спросил Натаниэль.

– Идем, – сказала Амелия, поднимаясь.

Он пошел следом за ней, но Амелия, вместо того чтобы уютно устроиться с остальными в бистро, села в машину.

Несколько минут спустя они вернулись ровно на то место, где находились час назад.

Ничто не изменилось, разве что все выглядело еще пустыннее.

– Я попросила мадам Зардо повторить то, что она говорила тебе, и она подтвердила, что деревня здесь, – сказала Амелия.

– Я так тебе и говорил, – огрызнулся Натаниэль.

– А еще я позвонила тому топонимисту. Он дал мне координаты на карте. Вот.

Снежная крупа ударяла в лобовое стекло и медленно сползала по нему, скапливаясь внизу.

– Он посмотрел в справочник и подтвердил, что Стропила в тысяча девятьсот двадцатых годах были официально переименованы. В Нотр-Дам-де-Долёр.

– Почему?

– Понимаешь, название Стропила появилось явно по ошибке, – ответила Амелия. – Он нам это рассказал. Деревня вообще не должна была так называться.

– Я знаю. Но почему Нотр-Дам-де-Долёр?

– Я спрашивала, но он не знает. Может быть, по названию церкви.

– Я слышал про Нотр-Дам-де-Грас, – сказал Натаниэль. – И Нотр-Дам-де-Пари. И Нотр-Дам-де-Мерси. И…

– Хорошо-хорошо, я поняла. Нотр-Дам-де-Долёр – название необычное…

– Уникальное.

– Может быть. Но в уникальности нет ничего плохого, верно?