Час ведьмы

— Один раз — только один раз — я видела, как она и Генри Симмонс держались за руки и целовались. Нет, может быть, они только собирались поцеловаться. Все случилось так быстро.

— Собирались поцеловаться? — повторил Адамс в ожидании подробностей. У него самого в голосе зазвучали похотливые нотки.

— Я не уверена, что видела, как они на самом деле целовались.

— Вы хотите сказать, что они не стали этого делать, потому что увидели вас?

— Или потому, что пришли в себя. Они знали, что это неправильно — то, что они собирались сделать. Мэри Дирфилд добрая, сэр. Она хорошая.

У Абигейл был несчастный вид.

— Почему у меня осталось впечатление, что вы рассказали не все? — надавил Адамс.

— Я не знаю, что еще там могло случиться, — сказала Абигейл дрожащим голосом. Мэри подумала, что девушка сейчас расплачется, оттого что фактически предала хозяина и его семью.

— Говори, дитя! — взревел Адамс нетерпеливо и зло.

И девушка заговорила, хотя ее голос временами прерывался и дрожал:

— Возможно, они остановились, потому что я уронила миску с яйцами.

— Поясните.

— Я застала их врасплох, и я сама поразилась тому, что увидела: рука Мэри в его руке и их лица так близко. Я уронила миску.

— И они вас услышали?

Абигейл кивнула.

— Это серьезное обвинение, — сказал Уайлдер. — Вы абсолютно уверены, что ваши воспоминания точны?

Когда Абигейл отвечала ему, ее лицо было в слезах, а плечи сотрясались при каждом слоге.

— То, что я увидела, потрясло меня до глубины души. Я говорю как свидетель, не сплетничаю, — протараторила она. И продолжала говорить, но из-за плача слова трудно было разобрать, а Мэри почувствовала, как по коже побежали мурашки, и подумала: «Это цена моего греха. Я заслужила это, потому что я труслива и порочна, я сама навлекла на себя эту беду. Я заслужила каждый синяк и сломанную кость, и я заслужила гнев мужа и пролитый на меня кипящий суп, как будто я не более чем отходы и мусор. Я… обречена. Я ничтожество и потаскуха, я взяла любовь моего Господа Бога и обращалась с ней как с помоями». Ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, провалиться в пустоту.

Она могла бы и дальше погружаться в эти мысли и в итоге, как Абигейл, разрыдаться на виду у всей ратуши, но тут толпа расступилась, и там — сначала она увидела его тень, темное пятно на полу, залитом солнечным светом из восточных окон, — был Генри Симмонс, и он направлялся к магистратам. Растерявшись, Мэри оглянулась на нотариуса и родителей. Они удивлены не менее ее? Этого она не поняла. Пристав, встревоженный то ли хныканьем Абигейл, то ли возмущением толпы, когда этот нарушитель порядка появился словно из ниоткуда, бросился к Симмонсу вместе со своим жезлом и встал между ним и магистратами, как будто боялся, что юноша набросится на кого-нибудь из важных персон за высокой деревянной балюстрадой. Свой металлический жезл он держал горизонтально над полом, словно возведя с его помощью баррикаду.

— Я хотел бы высказаться, губернатор, если будет позволено, — объявил Генри твердым голосом.

Эндикотт оглядел магистратов, задержав взгляд на Ричарде Уайлдере и Калебе Адамсе. Адамс провел рукой по волосам и объявил, обращаясь к нему:

— Это племянник Валентайна Хилла. Генри Симмонс.

Эндикотт хотел было спросить:

— Это его Мэри Дирфилд…

— Да, — подтвердил Уайлдер, и Мэри показалось, что он перебил губернатора, чтобы тот не успел озвучить преступление.

— Доброго дня, Генри, — продолжил Уайлдер, затем сказал констеблю: — Племянник Валентайна Хилла нам не враг. На нас никто не нападает. Вы можете отойти.

Пристав перекатывался с пяток на носки, меряя взглядом Генри, но в итоге отступил.

— Сэр, — заговорил Генри, — я благодарен, что вы уделяете мне время. Я пришел сюда, чтобы дать отчет о своем поведении и искупить свои грехи.

Он посмотрел на Абигейл, которая вытирала глаза рукавом и пыталась прийти в себя.

Губернатор кивнул:

— Абигейл, — и девушка заметно вздрогнула, услышав свое имя, — мы благодарим вас за вашу искренность. На этом все, вы можете возвращаться домой.

Она поклонилась и удалилась, стараясь держаться как можно дальше от Мэри и Берденов. Если бы Мэри могла оторвать взгляд от Генри, она бы, скорее всего, догнала Абигейл и сказала ей, чтобы та не корила себя, что она не произнесла ни единого слова лжи. Но на это не было времени, и к тому же Генри намеревался дать показания.

— Генри, что вы можете добавить? — спросил Уайлдер.

Тот ответил без колебаний: