Чаша Асклепия (СИ)

Во всех научных лабораториях есть такая кнопочка, при нажатии которой помещение заливается ХБК, мгновенно нейтрализующим биологическую опасность и попутно убивающим всё живое. И это была именно она.

Вениамин Игнатьевич судорожно сглотнул. За доли секунды в голове пролетел рой мыслей. Об исполнении желаний, об ответственности капитана за безопасность экипажа, о том, что именно Стасик потащил своего пилота в лабораторию, о незаконном проникновении на биологически опасный объект. Гибель пилота — идеальный вариант. Просто подарок судьбы! И он не окликнул Теда, не остановил руку, протянутую в бездну. Только незаметно подвинул стул поближе к выходу из лаборатории, чтоб этот амбал точно не успел выбраться, и сделал два шага назад. И Тед вдавил кнопку со всей молодецкой дури.

И всё закрутилось в таком водовороте кислотно-ярких картинок, что Вениамин Игнатьевич уже с трудом ориентировался в пространстве и времени. Всё смешалось в кучу: Тед, бьющийся в стеклянную дверь, Стас, замерший статуей Командора, злой как тысяча чертей Владимир…

Потом суета и разборки с Владимиром, полуголые, но совсем не сексуальные научные сотрудницы, запах дыма, стремительно заполняющий всё помещение лаборатории, стоящий на коленях и отчаянно кашляющий Тед. Стеклянные глаза Стаса, лёгкое головокружение от пережитого…

Вопиющая халатность! Вместо ХБК на базе биологов применяли бутафорскую дымообразующую жидкость. Разочарование и облегчение одновременно накрыли доктора Бобкова с головой.

Позже, сидя у себя в каюте, Вениамин Игнатьевич лечил разочарование коньяком и с восторгом вспоминал картину бьющегося в предсмертной агонии молодого здорового самца. «А вы ведь, батенька, садист», — усмехнулся своему искаженному отражению в стеклянной бутылке Вениамин Игнатьевич. Но какая-то неясная тревога, какое-то смутное неудобство пробивалось даже сквозь фрустрацию, сопровождающую нереализованные надежды.

И только под утро, с уже привычной белкой, нагло ухмыляющейся Вениамину Игнатьевичу с пластиковой кружки, и верной бутылкой коньяка, он понял, в чём дело: Дэн в общей суете и разборках не участвовал, где он был, что делал — тайна, покрытая мраком.

Стас, ошалевший и окончательно дезориентированный, так и не вспомнил о рыжем навигаторе, а остальным было просто не до него. И только Вениамин Игнатьевич точно знал: если бы Денис Воронцов был на корабле, то не мог бы не услышать шума и криков людей. Боевой киборг просыпается и от меньшего шума. Значит, на корабле его не было. А где он был?..

Утром за завтраком навигатор нашёлся, его отсутствие в ночном кордебалете прошло не замеченным никем, кроме самого Вениамина Игнатьевича, но он предусмотрительно молчал, вспоминая притчу о змее и черепахе.

Но что доктор решил, так это непременно побеседовать с Дэном если не ночью, так хотя бы днём. Однако шанс всё не выпадал. То рядом был Тед, то Полина, и к обеду Вениамин Игнатьевич был твёрдо уверен, что это отнюдь не случайности. Киборг явно избегал оставаться с ним наедине, виртуозно умудряясь постоянно быть среди людей. Даже в ответ на ненавязчивое предложение проверить, как его самочувствие после болезни, рыжий нахально ретировался, кинув через плечо, что это Тед у них пострадавший и именно он требует пристального внимания корабельного врача. А после и вовсе проявил инициативу, предложив всей честной компании слетать в гости к геологам. Всё это было весьма подозрительно. Что эта хитрожопая рыжая тварь задумала, было абсолютно непонятно.

Вениамин Игнатьевич с трудом дождался ночи и крадучись выскользнул в коридор. В пультогостиной горел свет и слышались скрип кресла и невнятное бормотание. Доктор Бобков обречённо вздохнул: Стасику опять не спалось в очередном приступе параноидальной горячки. Поговорить с Дэном опять не получится. Единственное, чего добился Вениамин Игнатьевич, так это установил контроль за потреблением продуктов. И в первую очередь — навигатором. Это было рискованно, но Дэн сам виноват — своим поведением он практически не оставлял Вениамину Игнатьевичу выбора.

Но довольно ответственное мероприятие опять усилиями Стасика было превращено в пародию, в фарс. Доктор Бобков брезгливо поморщился, вспоминая, как нелепо выглядел Стас, капитан, мля, корабля.

Чего только стоил запрет Теду есть сгущёнку, чтобы точно отследить, сколько её потребляет навигатор. Вениамин Игнатьевич мысленно закатил глаза: Стасик! Где твоя логика?! Впрочем, о чём это он?! Какая логика у поехавшего крышей военного пенсионера. Стасик-то и в мирное время умом и сообразительностью не отличался, чего уж говорить о внештатной ситуации?

Вениамин Игнатьевич вспоминал ясный до прозрачности и наивный до тонкой изощрённой издёвки взгляд рыжего навигатора. И невольно покатывался со смеху. А чего стоил вежливый, полный скрытой насмешки вопрос Дэна:

— Станислав Игнатьевич, так я могу брать сгущёнку или сначала у вас разрешения спрашивать? А может, журнал заведём? Потребления продуктов?

И затравленная физиономия Стаса. Даже ради одной этой картины стоило затеять всю эту кутерьму.