Чаша Асклепия (СИ)

Разумеется, в таких условиях поговорить с Дэном не удалось. Пилот и навигатор блевали и болели почти «хором». Мда, плебейский желудок Теда, который, казалось, был готов и долото переварить, всё же сломался на инопланетной жиже. Пришлось наравне выдавать им абсорбенты и колоть нейтрализаторы. Вениамин Игнатьевич морщился и внутренне негодовал: Дэн мог бы перебиться и без медицинской помощи. Бог его знает, что ещё может приключиться на этой планете. Но приходилось делать хорошую мину при плохой игре — злить безумную жестянку не стоило. Кто его знает, на что он способен. Не так он прост, это рыжий киборг.

Хорошо, что Вениамин Игнатьевич смог вовремя оценить окружающее его безумие и верно квалифицировать, потому что всё происходящее, да и сама Степянка, захудалая планета без полезных ископаемых и высших форм жизни, всё больше напоминало картинки с оптическими иллюзиями. Или грёбаное Зазеркалье. Но чувствовать себя Алисой Вениамину Игнатьевичу совсем не хотелось. Да и не любил он эту сказку.

Последующие события доктор Бобков уже рассматривал через призму лечащего врача в палате буйнопомешанных. Он даже подумывал: не носить ли с собой станер? Кто его знает, что его «клиентам» в голову придёт? Ещё, пожалуй, стоило завести историю болезни на каждого пациента отдельно. И заносить свои наблюдения.

Например, сегодня ночью пилот геологов попал в ловушку для предполагаемого крупного хищника, установленную Тедом, Денисом и Полиной. Замечание первое: крупный хищник — реальность или плод больного воображения Полины, переживающей потерю своего домашнего любимца? Возможно, следы животного — искусная имитация, сделанная самой Полиной. Замечание второе: с какой целью пилот геологов ходит в одиночестве по инопланетному лесу? Что это, лунатизм или приступ белой горячки, учитывая, что физиономия Винни (так зовут вышеупомянутого пилота) интеллектом не обезображена и явно выдаёт запойного алкоголика?

Каждый вечер Вениамин Игнатьевич начинал теперь с систематизации своих накопленных за день данных. Это успокаивало и придавало его пребыванию на Степянке какой-то объективный смысл.

А перед этим, каждый день, из часа в час, он беседовал со Стасиком, причудливо тасуя перед ним факты, домыслы, инсинуации.

И в конце любой истории, иногда доведённой до абсурда, прибавлялась фраза:

— Стасик! Ты скоро сорвёшься и пристрелишь кого-нибудь из команды или учёных!

Фраза произносилась в определённом ритме, с нужными модуляциями голоса и вбивалась в разжиженный паранойей мозг капитана.

Глаза Стасика стекленели, и он автоматически кивал. Правда, внушаемость капитана оставляла желать лучшего. Потому что Стасик почти сразу встряхивал головой, взгляд становился твёрдым и ясным, и он обиженно бурчал себе под нос:

— Да хватит, Венька! Кого я пристрелю…

Надо было усилить эффект. Вениамин Игнатьевич потратил целый вечер на составление чудесного сбора трав, приготовил настоечку и торжественно выдал бравому военному пенсионеру с твёрдым наказом принимать по чайной ложке каждый вечер.

Между делом Вениамин Игнатьевич всё же сам провёл инвентаризацию запасов — наличие продуктов соответствовало расходу. Потому что, несмотря на его новое увлечение наблюдением за пациентами, насущные вопросы никуда не ушли, более того, стали восприниматься ещё острее. Итак, куда же всё-таки бегал киборг? И почему перестал? А может, не перестал? Только начал делать это более осторожно?

Часики все тикали, время постепенно приближалось к истечению срока их командировки. А Вениамин Игнатьевич в попытках приручения киборга застыл на каком-то неопределённом этапе. Они с рыжим навигатором словно достигли зыбкого равновесия. Но если Дэна это равновесие, видимо, устраивало, то Вениамина Игнатьевича — нет. Он не знал, как быть. То ли форсировать события, то ли довериться плавному течению и не сопротивляться обстоятельствам — авось кривая куда вывезет.

Хотя неожиданности и форс-мажоры случались. Они выбивали Вениамина Игнатьевича из колеи, нервировали и пытались сломать броню из чёткой и классной теории, разрушить новый, но такой хороший план.

Например, тупая пиксельная Маша. Вениамин Игнатьевич случайно стал свидетелем весьма занимательного диалога Стасика и корабельного искина.

Стасик сидел и маялся привычной дурью, выразительно вздыхая, явно вызывая друга-Веню на разговор, но Вениамин Игнатьевич столь же демонстративно делал вид, что не слышит, равнодушно помешивая почти остывший чай.

— Маша, а знаешь, кто киборг? — Стас бросил пробный шар, ожидая ответа явно не от Маши.

— Конечно знаю, — ответ Машки поразил своей обыденностью не только Стасика.

Вениамин Игнатьевич похолодел и вспотел одновременно. В голове мелькнуло сразу две мысли: «Хреново Денис Машку выдрессировал» и «Всё зло от баб!»

— Кто он?! — Стасик подался вперёд; казалось, что он сейчас выпрыгнет из штанов.

Корабельный доктор и капитан замерли: один от предвкушения, другой от ужаса.

Но виртуальная шалава была в своём репертуаре.

— Не скажу, он не велел! — Машка скорчила глумливую рожу и исчезла с голоподставки.