Так что я счел возможным потратить два часа на то, чтобы посидеть с местным Михаилом Романовым в моем кабинете и обсудить, кого из известных офицеров-монархистов мы можем забрать с собой, а кого следует предоставить своей судьбе. Потом, когда он ушел, со мной на связь вышел Дима Колдун и неожиданно сообщил, что канал в сорок первый год уже наполнился энергией, и открытию портала в этот мир мешает какая-то важная причина, какое-то условие, которое мы должны выполнить прежде, чем сделаем еще один шаг в направлении дома. Я прислушался к окружающему миру - и ощутил, что это и в самом деле так. Запрет на открытие первого портала в тот мир, действительно, не физический, а всего лишь логический. Вот выполним это условие - и окажемся на пороге войны, которую я с трепетом ощущаю как священную. И это при том, что здесь наши дела еще далеко не закончены: нетронутыми остались финский вопрос, Крым, молдавско-румынский вопрос, атаман Семенов в Забайкалье, Колчак и много что еще, ибо за три недели нельзя объять необъятное.
В таком настроении, не подозревая ничего дурного, прихватив с собой Нестора Махно, я отправился на встречу с Ильичем... и попал. Причем во всех смыслах. Буквально за несколько секунд до моего появления в коридоре Таврического дворца прозвучал револьверный выстрел. Неизвестный молодой человек стрелял в товарища Ленина, возвращавшегося в императорскую ложу после перерыва в заседании. Убийца ожидал свою жертву в коридоре и выхватил из кармана револьвер только тогда, когда вождь мировой революции, в сопровождении своего секретаря Дмитрия Бонч-Бруевича, прошел мимо него. С короткого расстояния, почти в упор, выстрелив Ильичу в затылок, он бросился бежать (как будто возможно убежать из переполненного людьми Таврического дворца). Убийцу тут же схватили и принялись бить с тем ожесточением, с каким обычно бьют бешеное животное. Когда мы с Нестором Махно, выскочив на крики из ложи, оказались на месте происшествия, сразу стало понятно, что дело безнадежно. Товарищ Ульянов-Ленин с пулей в голове был мертв как бревно, и даже искусство Лилии ничем не могло тут помочь, ибо мертвых не умеет оживлять даже она.
Только я об этом подумал, как раздался звук «хлоп!» - и появилась наша маленькая богиня-целительница, разъяренная как целая стая фурий. Взмах ее руки - и тело Ленина окаменело в стаси-се, еще один - взмах и люди, месящие убийцу ногами, повалились на пол тряпичными куклами. И только потом, придерживая на боку свой бесполезный маузер, прибежал товарищ Дзержинский, быстрым шагом пришли товарищи Сталин и Стасова, а следом за ними подтянулся прочий большевистский бомонд.
- Вы, товарищ Дзержинский, только что совершили самый большой просчет в своей жизни, -с горечью сказал я Железному Феликсу. - После того, как я повысил вашу квалификацию, специально обученные люди должны были оберегать товарища Ленина и днем и ночью, а особенно в те моменты, когда он находится среди большого количества людей. Ведь вы же знали, что, проиграв идейно, наши враги захотят просто убить вождя советского государства и таким образом решить свои проблемы. Программная речь, которую товарищ Ленин произнес на открытии съезда, означала крах их попыток развязать на территории бывшей Российской империи кровавую Гражданскую войну, и задушенное моими усилиями белогвардейское движение на Юге России только подтверждало эту истину.
- Мы отомстим, - сказал Дзержинский, сжав кулаки, - мы обязательно отомстим!
- Кому вы отомстите? - рявкнул я. - Непричастным ни к чему и невиновным? Развяжете красный террор, и, не мытьем так катаньем, втянете страну в кровавую трясину Гражданской войны, от которой я так старательно оттягивал вас все это время? Тех, кто попробует так поступить, я буду уничтожать с той же холодной эффективностью, с какой убивал корниловскую сволочь, ибо это явления одного порядка.
Дзержинский хотел было возразить, но его резко прервал Сталин.
- Есть мнение, - веско сказал он, - что товарищ Серегин прав, а товарищ Дзержинский ошибается. Красный террор - это как раз тот путь, на который нас толкают враги. И это не наша местная буржуазия, обессиленная и обезоруженная, и не осколки монархо-феодального режима, а правительства стран Антанты, разозленные последними событиями. Я уверен, что если копнуть это дело самым настоящим образом, то на поверхность вылезет нечто похожее заговору послов, случившемуся в Основном Потоке полугодом спустя. Они, должно быть, считают, что убийство товарища Ленина - это их последний шанс пустить историю по нужному им пути.
- Товарищи, - с едким сарказмом в голосе вдруг произнесла Лилия, - будет ли дозволено высказаться в вашем собрании маленькой богине-целительнице, или вы собрались похоронить своего вождя, даже не заслушав мнения врача?
- Говорите, товарищ Лилия, - ответил Сталин. - Мы знаем, что, оказывая свои целительские услуги, вы не делаете разницы между царем и мужиком, и это заставляет нас относиться к вам с величайшим уважением и доверием.