Чаша гнева

- Да, товарищ Ленин, имеется, - подтвердил я. - Каледин рухнул так быстро, потому что у него не было опоры ни в народе, ни в войсках. Корнилов - это совсем другое дело. Он опирается на озверевший офицерский сброд, уже испробовавший крови русских людей и не желающий останавливаться. В моих глазах эти люди выглядят живыми мертвецами, и чем быстрей их удастся похоронить, тем будет лучше для всех. Сами они в плен не сдаются, и, в свою очередь, убивают все попавших к ним в руки красногвардейцев и просто сочувствующих советской власти. Но тут есть несколько вопросов. Во-первых, для скорейшей ликвидации корниловщины, чтобы из района Таганрог-Ростов живым не ушел ни один мерзавец, мне необходимо будет бросить в сражение боевые части моей армии. Во-вторых, наличие на одном театре боевых действий двух независимых друг от друга союзных армий - это всегда путь к большим неприятностям. Во избежание накладок и непонимания я прошу непосредственно подчинить мне группу товарища Сиверса. В-третьих, пока я затаптываю угольки и искры белогвардейщины, никто не должен начать поливать их керосином, а иначе пожар разгорится не слабее, чем в Основном Потоке. Не должно быть никакой коллективной ответственности и огульных репрессий против классовых врагов, только выявление уцелевших палачей трудового народа и их придание суду революционного трибунала, а не то все вернется на круги своя.

Сиверс хотел что-то сказать, но Ильич его прервал, не дав и рта раскрыть.

- Да-с, товарищ Сиверс, это действительно так, - подтвердил он, заложив большие пальцы за проймы жилета. - И вас это тоже касается, поэтому, будьте добры, не возражайте и слушайте, что вам говорят. Товарищ Серегин - человек для нашего времени не местный, но уже несколько раз он оказывал нам более чем значительную помощь. Если бы не он, то над Советской Россией до сих пор висел бы дамоклов меч германского нашествия. Он помог нам раскрыть окопавшихся в наших рядах агентов мирового капитала и злейших врагов Советской власти, и он же помог нам быстро и бескровно решить вопрос с калединщиной. А вот кто такой на самом деле товарищ Сиверс, для нас еще вопрос.

Прозондировав Сиверса своими методами Бога Войны, я пришел к выводу, что в Основном Потоке на него повесили чужих собак. Да и по времени тоже банально не сходится. Как доложила энергооболочка, в середине марта он уже командовал пятой армией на харьковском направлении, а гусарствовать большевики на Дону начали только к началу апреля. К этому времени самым главным советским деятелем на Юге России, фактически красным наместником, стал Антонов-Овсеенко, что и закончилось всеобщим белоказачьим восстанием и возвращением из небытия Добровольческой армии.

- Товарищ Сиверс не виновен в приписываемых ему грехах, - сказал я. - В этом деле замешаны совсем другие люди. Во-первых, товарищ Антонов-Овсеенко, остававшийся советским главнокомандующим на юге России, в то время как товарища Сиверса сразу после освобождения Ростова перебросили на другое направление. Во-вторых, местные товарищи из ростовского ревкома, вышедшие из подполья и жаждавшие мести за корниловские репрессии.

- Очень хорошо, - сказал Ильич, - просто замечательно. В таком случае мы отзываем товарища Антонова-Овсеенко в Петроград, а главнокомандующим Южным фронтом становится товарищ Серегин, так сказать, до особого распоряжения. Вы меня поняли, товарищ Сиверс?

- Так точно, товарищ Ленин, - ответил тот, подтянувшись.

- В таком случае выполняйте, - махнул рукой Ильич. - А у нас тут и своих забот полон рот.

Тем временем Корнилов понял, что после переворота в Новочеркасске его маленькая Добровольческая армия рискует угодить в окружение, и намылился на ретираду. Отступать он решил в сторону Екатеринодара, где пока гнездилась своя кубанская казачья Рада, благо путь через Батайск был еще свободен, поскольку товарищ Автономов со своими большевизированными войсками, выведенными с Кавказского фронта, пока не продвинулся дальше Тихорецкой. Одно дело для корниловцев - три месяца партизанским отрядом бродить пешком по обледеневшим степям, и совсем другое - с ветерком промчаться триста километров по железной дороге.

Дальнейшие события развертывались быстро и страшно. Вечером тринадцатого января по юлианскому календарю (а по григорианскому, соответственно, двадцать шестого числа) из Ростова вышел первый воинский эшелон с отборным корниловским офицерским полком в пятьсот штыков. Два звена «Шершней», все в ударном обвесе, поймали его на перегоне Брюховецкая-Тимашевкая и прямо на ходу расстреляли из магнитоимпульсных пушек. К этим людям у меня не было ни жалости, ни сожаления, так что высадкой десантов для добивания раненых я не заморачивался. И так понятно, что в этой мешанине деревянной щепы от разбитых теплушек и кровавого человеческого фарша уцелеть могли не только лишь все.