Чаша любви

Прямо перед отъездом Джереми Герни завёл разговор о пассажирах — как их можно привлечь в экипаж и как наилучшим образом убедить, что поездка в нём не опасна. И какая ширина шин обеспечит лучшее сцепление и более спокойный ход? Сколько колес будет в экипаже — четыре или восемь? Как насчет идеи о двух четырёхколесных экипажах, один тянет другой, и таким образом получится отделить двигатель от пассажиров, уменьшить для них жар и, а также риск ожога от пара? Насколько тяжёлым и сложным может стать управление, особенно при движении вниз по склону? И возможно ли использовать рычаги и упоры, предназначенные для дополнительного сцепления с дорогой, также и в чрезвычайных ситуациях для экстренного торможения?

По пути домой Джереми начало казаться, будто он уже едет именно в таком экипаже и неумолимо катится вниз. Герни продвигался вперед с огромной скоростью. Вчера вечером они обсудили финансовый вопрос, и Герни предложил вложить тысячу фунтов, если Джереми сделает то же самое. Джереми предварительно согласился. Но всё же предварительно. Он подумал, что, возможно, это не Голдсуорти слишком стремителен, а он сам топчется на месте, как нервная лошадь на спуске. Но что же его удерживало?

Домой он направился по главной дороге через Труро, поскольку мать просила найти какие-нибудь новые ноты для Изабеллы-Роуз.

Юная Белла активно прибавляла в росте, ноги были уже почти такими же длинными, как у матери, и, казалось, не желала заниматься ничем другим, кроме пения и танцев. На её голове плясали чёрные локоны, яркие глаза пылали энтузиазмом, она прыгала, скакала и распевала во весь голос при малейшем поощрении, а часто и без него. А ещё Белла хотела играть на фортепиано. Демельза сделала всё возможное, чтобы заставить её играть как полагается, разбирать чёрные капельки, разбросанные на разной высоте между параллельными линиями — ноты, и она старалась объяснить, что если аккуратно перенести их на пальцы, то мелодии и звуки окажутся гораздо лучше, чем простое бренчание. Посиди Белла часок с миссис Кемп, та дала бы ей несколько прекрасных уроков, а затем открыла бы удивительные тайны гамм и клавиш, тонов и полутонов. Тогда откроется самый чудесный мир, втолковывала Демельза дочери, а ещё говорила, как сильно она сожалеет, что в молодости у неё не нашлось для этого времени.

— Но мама, ты же прекрасно играешь! Я просто хочу играть как ты, только громче!

— Но милая, тебе не нужно играть громче. Всё равно, когда научишься правильно играть, увидишь маленькие буквы рядом с нотами: «f» означает «громко», а «p» означает «тихо».

— Но букву Ф невозможно произнести громко!

— Нет, это просто означает... Как же там? Форте — значит «громко» по-французски или по-итальянски.

Демельза чувствовала себя ханжой, пытаясь убедить Беллу направить свою бурную страсть к музыке на изучение её строго традиционным образом. Она сама сперва начала бренчать на старом спинете, а затем на арфе, прежде чем взяла уроки у миссис Кемп. Сказать по правде, не так уж хорошо прошли эти уроки. Демельза обрела приятное, согревающее, уверенное владение знакомыми мелодиями. Когда в округе появлялся новый напев, она могла подобрать простой аккомпанемент, если кто-то хотел петь. Она обожала фортепиано, ей нравились звуки простых аккордов, и иногда в одиночестве она играла гаммы, перебирая клавиши одну за другой, и находила не меньше удовольствия в повышающейся череде нот, чем в целой сонате. Но вообще-то сами сонаты были для неё слишком сложны. Ей не хотелось играть двумя руками одновременно, да ещё когда ноты прописаны по-разному, и к тому же «ля» в левой руке пишется в нотах не так, как «ля» в правой. В первые годы замужества и время от времени позже Демельза действительно старалась преодолеть этот недостаток, и Росс, как ни странно, никогда вроде бы не возражал против её упражнений, когда находился в той же комнате, даже случись ей взять неверные аккорды.

Но это не сработало. Она достигла предела своих возможностей, а дальше путь был закрыт. Так что, как она и сообщила Россу, Демельза не чувствовала себя вправе пытаться переубедить Беллу. Возможно, Белла была бы счастливее, просто бренча на фортепиано для удовольствия.

— Это не идёт ни в какое сравнение! — сказал Росс.

— Пока нет.

— Даже не сравнить с теми звуками, которые ты извлекала из арфы и спинета в семнадцать лет, и...

— Что ж, ей всего одиннадцать!

— Да, но как она стучит! Бьёт по клавишам, как руду дробит!

— О нет! — рассмеялась Демельза.

— Откуда только берётся столько силы в пальцах! И она не поёт — она вопит!

— Ей нравится.

— Вот это возможно, даже наверняка. Но нравится ли кому-либо ещё? Я, пожалуй, куплю ещё одно фортепиано и поставлю его в конюшню. Хотя нет, тогда животным несдобровать.

В общем, Демельза продолжала попытки наставить дочь на путь истинный, а Изабелла-Роуз с той же силой продолжила сопротивляться обучению музыкальной грамоте.