Словно желая превзойти Клоуэнс, Джереми остановился и сорвал стебель розоватого иван-чая, росшего на тропе. Он понюхал, но не почувствовал запаха.
— Не сделаешь мне одолжение, Джеффри Чарльз?
— Говори.
И Джереми рассказал.
— Дай мне их полные имена и адрес, когда вернёмся домой, — сказал ему кузен. — И я завтра же пошлю письмо.
— Благодарю.
— Возможно, мы не сможем разместить их в Тренвите. Ты ведь видел наши спальни. Но, как ты и сказал, миссис Поуп...
— Вы уже встречались с Поупами?
— На прошлой неделе. Она навестила Амадору. Хорошенькая дама.
— Бесспорно, — откликнулся Джереми.
Амадора, идущая позади, спросила:
— Это купание, которое мы будем делать сегодня. Ты останешься во всей одежде?
— Нет. Мама сшила себе лёгкий костюм, и мы все его скопировали. Ты видела греков — в смысле, на картинках? Они носили что-то вроде короткой тонкой туники без рукавов. Конечно, это мужская одежда для повседневной носки, а не для купания. Но мы используем для купания что-то подобное. Разумеется, такие костюмы не одобрили бы в Брайтоне или Пензансе, но для здешних мест сгодится.
— Но разве костюм не оголяет ноги?
— Оголяет. Но кто нас увидит?
— Ой. Не думаю, что я так смогу! Ты делать так только со своей семьей. А я не из твоей семьи.
— Из моей!
Амадора довольно чопорно ответила:
— Не в этом смысле. Я не могу раздеться перед Джереми.
— Мы как-нибудь сходим одни — прямо на оконечность пляжа.
— Может быть. Когда море станет потеплее. На прошлой неделе я опустила руку в море, и оно было ледяным!
— Но сейчас сентябрь, Амадора. Теплее уже не будет!
— Матерь Божья, я этого не вынесу! Я умру от холода!
— А вот это, — показала Клоуэнс, останавливаясь, — критмум. Мы используем его в маринаде. Попробуй, листья довольно вкусные.
Амадора попробовала, поморщилась и бросила лист.
— В Испании есть что-то похожее. Клоуэнс...
— Да?
— Мы почти одного возраста, разве нет? Есть кое-что, что будет тревожить меня, как ты понимаешь, это тревожит каждого. Я не сказала твоей матери, хотя она — добрейшая из всех. Это будет тревожить меня всегда, если я перееду жить в Англию.
— Ты о чём?
— Моя религия.
Клоуэнс смяла остальные листы и понюхала их.
— Меня воспитали в монастыре, ты же понимаешь, — пояснила Амадора. — Там нас учили, что все, кто не исповедует католицизм — еретики. Их стоит избегать, сторониться, воспринимать как порочных людей, как безбожников. Мне говорили, что еретики даже не могут хорошо выглядеть, ведь на их лице написано зло. Так меня учили, но потом я встретила англичан — и Джеффри Чарльза. И больше не могла в это верить. Afortunadamente [3], мой отец — очень мудрый человек и очень терпимый. Прости, от смущения я начинаю забывать английский...
— Не торопись... Да идем мы, идём! — крикнула она молодым людям.
— Но моя мать неумолима, а ещё брат, старший брат, Мартин — мечет такие свирепые взгляды, словно я загоняю себя в преисподнюю. А уж отец Антонио — даже не спрашивай! — девушка вздохнула. — Пока наша любовь оказывалась выше всех этих препятствий, так будет и впредь, я сердцем чувствую.
— Разве не это одно имеет значение? — спросила Клоуэнс.
— Разумеется. Разумеется. Por supuesto. Но, оказавшись здесь, я говорю себе: для них я — еретичка, воплощение зла, антихрист. Люди, не имеющие сильной любви, чтобы преодолеть всё это — что они скажут?
— Что-то заставило тебя так думать?
— Пара-тройка косых взглядов то здесь, то там. Да и с тех пор, как мы приехали сюда, Джеффри Чарльз ни разу не ходил к исповеди — не видел священника, не посещал церкви. Это меня огорчает.
— То, что он не верен своей религии?
— Да.
— А с Джеффри Чарльзом ты об этом говорила?
— Нет, нет, нет. Не могу. Как я, его жена, осмелюсь расспрашивать о таких вещах?
— Дорогая, — Клоуэнс погладила её по руке. — Я не думаю, что религия играет в жизни Джеффри Чарльза такую же важную роль. Не думаю, что он слишком сильно расстроился из-за невозможности посещать церковь вместе с тобой. К тому же в нашей церкви просто не существует такого таинства, как исповедь.
— Не существует?
— Нет. Мы верим, что между нами и Богом необязательно должен стоять священник. Если нам есть в чем исповедоваться, мы исповедуемся Ему напрямую.
— А кто отпускает грехи? «Отпускает» ведь правильное слово?
— Бог. А кто же ещё?
— Ох, — озадаченно произнесла Амадора, и они двинулись дальше.
— Мне нужно о многом тебя спросить, Джеффри Чарльз, — говорил Джереми.
— Например?
— Сколько понадобится денег, чтобы купить офицерский патент?
Джеффри Чарльз взглянул на кузена. Оба высокие и худые, но Джеффри Чарльз казался выше, потому что держался прямее.
— Значит, ты решил уехать?
— Подумываю об этом. Твой совет в любом случае полезен.
— Ты обсуждал это со своими родителями?
— В общих чертах. Они знают, что я могу так поступить.
— И одобряют?
— Нет. Но и не встанут мне поперёк дороги.
Они прошли несколько ярдов.
— Могу я спросить, что именно тобой движет? Ты мечтаешь сразиться с французами? Хочешь уехать подальше от дома? Или тебя привлекает идея путешествовать, жить бурной жизнью и искать приключения?
— В основном второе. Я хочу уехать.