Чаша любви

Сейчас здесь очень холодно, все реки и каналы замёрзли. Многие местные жители катаются на коньках от деревни к деревне, и некоторые английские солдаты следуют их примеру. Поскольку в нашем графстве редко бывает по-настоящему морозно, не помню, чтобы я когда-нибудь вставал на коньки. Я уже пару раз попробовал, и это чертовски сложно, уж поверьте на слово. Но я не сдаюсь!

Ещё здесь очень высокие ветряные мельницы. Говорят, лопасти достигают ста двадцати футов... 

Мой новый друг, лейтенант Бартон из Девоншира, рассказал, что слово «Голландия» — это искаженное выражение «голая земля», и я вполне в это верю — иногда мне кажется, что нас не смывает в море только благодаря системе дамб и насыпей. Здесь обитают изумительные морские птицы, некоторых из них я никогда прежде не видел, их очень много. В эту суровую пору многие птицы голодают, так что я повадился подкармливать их, пока не столкнулся с капитаном Шеддоном, который велел мне прекратить — иначе, по его словам, весь лагерь покроется помётом.

Помимо Фредерика Бартона, я сдружился с ещё двумя лейтенантами, моими ровесниками: Джоном Питерсом, сыном фермера, и Дэвидом Лейком, который учился в Итоне и знает Валентина.

Вот, думаю, и всё, что мне хотелось рассказать. Помимо того, что мне хотелось бы лучше кататься на коньках, я жалею, что не учил в школе никаких современных языков. Никто не ждёт от меня знания голландского, но умение немного изъясняться по-французски оказалось бы кстати — Франция управляет этой страной уже двенадцать лет.

Счастливого Нового года!

Шлю всем вам свою любовь,

Джереми

В начале января Том Гилдфорд приехал в Корнуолл, чтобы повидаться с Клоуэнс, и попросил её руки. Она отказала, но в осторожных и нерешительных выражениях, что побудило Тома спросить, могут ли они и дальше видеться.

— Разумеется, — ответила она, — мне этого очень хочется, Том.

Тёмные глаза пристально смотрели на неё.

— Мы ведь прекрасно проводили время вместе.

— Не то слово.

— Отчего же не предположить, что на такой основе возникнет серьёзное чувство?

— Ох, чувство, — произнесла Клоуэнс. — У меня оно к тебе есть. Но не в том смысле... — она пыталась подобрать слово получше.

— У тебя ко мне родственное чувство, да?

— Нет... — она смущенно рассмеялась. — Не совсем.

— Более-менее родственное?

— Нет, другое чувство.

— В таком случае, я наберусь смелости и зайду завтра.

— Заходи. Буду только рада. Моим родителям будет приятно.

Они сидели в библиотеке, где им вряд ли помешают. Том надел бархатный серый сюртук с широкими лацканами и жилет более тёмного тона с перламутровыми пуговицами, жёлтые плисовые бриджи и лакированные туфли. Свет падал на длинные тёмные волосы, связанные сзади в хвост. У него была плохая кожа, белые неровные зубы; но от него веяло надёжностью, он явно заслуживал доверия.

— Теперь, когда мать больше не нуждается в моей помощи, — сказал Том, — я могу приезжать сюда почаще.

— Том, я искренне тебе сочувствую. Поверь, я могла бы полюбить тебя уже за то, что минувшее лето ты провёл с ней, а не со мной.