Чаша любви

Проснувшись словно от толчка, она заметила слабое пятно света, пробивающееся сквозь щель в колышущихся шторах. Она с тревогой взглянула на Стивена. Либо его дыхание было слишком слабым, либо его не было вообще. Вскочив и распахнув шторы, она отметила серость приближающегося рассвета и обернулась к желтизне убогой и давящей комнаты.

Стивен наблюдал за ней.

— Клоуэнс... — он с трудом облизал губы.

Дрожащая и раздираемая вопросами, она приблизилась к кровати, пытаясь отыскать признаки выздоровления или ухудшения.

— Ты... провела здесь всю ночь? — прошептал он.

— Разумеется.

— Сны... кошмары...

— Да.

— Мне снилось... Пресвятая дева... сны.

— Как ты... Как ты себя чувствуешь?

— Я... Даже не знаю.

Она промокнула его лоб уже в пятидесятый раз: пот лил с него градом, копна соломенных волос безжизненно свисала, как после бури. Стал ли пот холоднее?

— Ты осталась, — сказал Стивен. — Уже на вторую ночь.

— Лучше не разговаривай.

Клоуэнс попыталась немного ослабить припарки на его груди. Оба замолчали. Когда же в комнату неохотно проникло утро, больной снова зашевелился.

— Ты пришла... позаботиться обо мне.

— Тебе следует отдохнуть.

— Хочу немного... поговорить. Присядь.

Она села на стул. Стивен высунул руку из-под одеяла, и Клоуэнс взяла её.

— Клоуэнс. Не знаю, чем всё это закончится, — он сделал над собой усилие. — Видишь, по-прежнему не могу отхаркивать.

— Ничего.

— Я не смогу сказать всё, что хотел — может, уже никогда не смогу. Но я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, да?

— Знаю.

— Ты пришла сюда... То есть, я хоть что-то для тебя значу?

— Что-то значишь.

Он сжал её руку.

— Ты не представляешь, как это для меня важно, — его рука определённо становилась холоднее.

— Ты сможешь ещё поспать?

— Полтора года я жил, как потерянный. Ты не представляешь, ты не поверишь, как...

— Не будем сейчас об этом.

Он, казалось, всё ещё задыхался.

— Такое дело. Потерять тебя, это... Это унизительно.

— Не говори так. Я этого не хотела.

— Знаю. Знаю. Но всё это... Заставляет поступать безрассудно... Тебя привез Эндрю?

— Он приехал и всё мне рассказал. Иначе я бы ничего не узнала.

— Благослови его Господь. И тебя — за то, что пришла.

Свет воровато закрадывался в комнату, постепенно просачиваясь на другой стул, самодельный гардероб, помятую кровать, грязное бельё, кувшин, склянки с лекарствами, и наконец как будто придал хоть немного красок её лицу и волосам. Небо стало розовым, окрасив склон над деревьями.

— Если я умру, — пробормотал он, — если я выживу... В любом случае я стану счастливее, зная, что хоть что-то для тебя значу.

Он провалился в глубокий сон, который, к ужасу Клоуэнс, куда больше напоминал беспамятство.

Эндрю пришел её сменить в восемь часов, но Клоуэнс отказалась уходить. Пока она дремала, скрючившись в неудобной позе на другом стуле, Эндрю принёс свежий уголь и заново развёл огонь, вынес ведро и другой мусор, а затем приготовил ей чай. Клоуэнс глотнула немного, а потом оба посмотрели на лежащего в кровати Стивена.

— Пора дать ему бренди, — заметил Эндрю.

— Дадим ему выспаться. Думаю, он действительно спит.

Доктор Энис появился в одиннадцать, хотя до этого и говорил, что не сможет приехать раньше вечера. К этому времени Стивен снова зашевелился и начал кашлять.

Дуайт измерил пульс, потрогал лоб и осмотрел язык.

— Кризис позади, — сказал он. — Жар спал. Теперь остается лишь наблюдать, ну, и обеспечить надлежащий уход. Такой уход, как последние два дня, — он улыбнулся Клоуэнс. — При таком тщательном уходе он должен поправиться.

III

Клоуэнс осталась на две недели; на третий день она послала с Эндрю длинное письмо родителям, после чего стала регулярно писать им.

После сильнейшего приступа лихорадки Стивен ещё был сильно нездоров, его мучил кашель и боль в обоих лёгких. Эндрю сменил её на третью ночь, а Стивен не позволил Клоуэнс вернуться на четвёртый день. Впоследствии она проводила с ним каждый день, спала в доме Верити, а когда он стал поправляться, выкроила немного времени, чтобы купить ему лакомства, а также книги и журналы.

Месяц стояла чудная погода: весна запоздала, но сполна возместила ожидание бурным цветением. Настал день, когда Стивен с тростью вышел на улицу погулять, осторожно переступая, как старик. Это знаменовало собой конец его немощи, а через четыре дня он даже рискнул сесть на лошадь. Он сбивчиво стал оправдываться перед Клоуэнс, что эти две хвори, одна за другой, так его подкосили. Клоуэнс не нуждалась в объяснениях; она радовалась, что жизнь понемногу к нему возвращается.

К её отъезду они о многом уже поговорили и многое прояснили. Но не всё. В беседах они не касались последней ссоры, которая и стала причиной разрыва. Стивен едва ли мог это понять, а Клоуэнс едва ли могла объяснить. Оба невольно оберегали новообретённое согласие и уклонялись от опасной темы, радуясь тому, что хотя бы на некоторое время об этом можно забыть.

Теперь уже стало поздно думать о приличиях, но Клоуэнс старалась покидать его комнату до наступления темноты.