Чаша огня

Я неподвижно лежал на широком диване в своей каюте и смотрел в потолок, в одну точку. Прозрачный мерцающий изнутри шар терморегуляторной системы висел над самой головой, и мой взгляд тонул в его призрачной глубине, не замечая ее. Память, подобно неутомимой птице, уносила меня далеко-далеко, за пределы этой переливающейся радужной сферы, за пределы этой каюты и прочных стен корабля, стремительно пронизавшего невидимые миры на границе нуль-пространства. Нить ее была тонка и тревожна, как эта невидимая граница между сверкающим миром звезд и небытием, по которой скользил наш ракетоплан, унося меня все дальше и дальше от Земли. Она то ослабевала, то натягивалась с новой силой, грозя оборваться в любое мгновение. А перед глазами проходили заснеженные вершины гор, темные молчаливые леса, пенные волны южного моря, города, поселки, станции, полные людей и жизни. Смутные воспоминания, неясные образы роились в голове тесной гурьбой, незаметно перетекая друг в друга, сливаясь в единый и неповторимый образ Земли — теперь уже далекой и потерянной для меня навсегда…

И ярким, ослепительным лучом сквозь весь этот хаос воспоминаний проходил, неистово и неудержимо добираясь до сознания, светлый образ Юли. Сердце щемило и жгло тоскливой болью, стоило только этому лучу коснуться его. Я старательно гнал его от себя, но моя борьба с собой продолжалась не больше нескольких минут. Обессиленный и опустошенный, я сдавался, всеми движениями души устремляясь к ней, и мое сердце вновь и вновь разрывалось от боли, истекая кровью.

Юли… Теперь она была так же потеряна для меня, как и далекая Земля. Кого я мог винить в этом? Свою несчастную судьбу?.. Нелепый случай?.. Людей, придумавших все эти неписаные законы совести?.. Нет, только себя! Себя одного и никого больше! Пожалуй, это было самым жестоким, самым страшным наказанием для меня… но и самым справедливым! Нет, я не искал себе пощады и сострадания других. Разве можно прощать такое? Но Юли… Она по-прежнему жила в моем сердце и как бы я не старался, не желала оттуда уходить, принося мне и страдания, и радость. Ее образ возникал в моей памяти вновь и вновь — трепетный и робкий, как первый луч нарождающейся зари, — постепенно разгораясь ослепительно сияющим солнцем. Я растворялся в нем и каждой клеточкой своего организма тянулся к нему.

Шар под потолком на мгновение вспыхнул ярким голубым светом, и на его поверхности заискрились сотни разноцветных огоньков. Я с трудом приподнял голову и сел на постели, упершись в нее руками. Они погрузились в мягкую воздушную обшивку по самые запястья. Шея моя, словно, налилась свинцом, и была так же тяжела, как и воспоминания, тянувшиеся за мной нескончаемой чередой. Я обвел глазами каюту.

Мягкий ворсистый ковер покрывал пол. У противоположной стены стояли два надувных кресла, а между ними разместилась небольшая тумбочка с магнитной крышкой. На этой стене располагался большой экран визиофона внутренней связи, а рядом с ним — обзорный, соединенный с камерой, выведенной за борт корабля. Если включить его сейчас, то можно увидеть едва различимые иглы далеких звезд, свет которых пронизывает серую мутную мглу окружавшую корабль. Но сейчас мне совсем не хотелось видеть всего этого.

На секунду внимание мое привлекла овальная стереодиорама, висевшая на стене около дивана. В светящейся глубине кристалла над зеркальной гладью озера взмывала ввысь многотысячная стая грациозных птиц. Они летели совсем низко над водой, словно живое розовое покрывало, заслонявшее прозрачное синее небо.

Странно. Почему-то раньше я не замечал этой диорамы… Впрочем, я не замечал здесь многого. Сознание было погружено в какую-то бесформенную пустоту, и отключилось от восприятия окружающего мира. Все вокруг казалось мне бессмысленным и однообразным сном. Корабль уже преодолел большую часть пути, а сон этот никак не кончался, а наоборот становился еще более тягостным и утомительным. Я тряхнул головой, сгоняя остатки вялой сонливости, и почувствовал на лбу тонкий обруч с крохотными шариками хрусталя по окружности — управляющий блок биоволновой антенны. Через него вся обслуживающая система корабля принимала команды моего мозга. Стоило только появиться осознанному желанию, требующему выполнения, и эта антенна передавала его автоматам ракетоплана через крохотный преобразователь-мнемограф. А уже те включали и выключали экраны внутренней связи, открывали двери, регулировали яркость освещения в каютах, подавали пищу, и даже погружали тебя в биоволновой сон.

Я осторожно ощупал обруч на голове и опустил руки на колени. Кажется, моя отрешенность начинала постепенно проходить. Какое сегодня число?.. Десятое?.. Да, десятое октября. Я снова осмотрел каюту. Может быть, пойти на пост управления?.. Двери каюты с готовностью раскрылись, с легким шелестом уйдя в стену. Я с трудом встал и медленно побрел в коридор.