Чаша огня

— Ничего, — вновь заговорил он с уверенностью. — Завтра подойдем к «точке перехода» и выйдем, наконец, из этого серого «киселя». А там и до «Фаэты-2» рукой подать! Останется совсем ничего. Разгрузимся, и в обратный путь… Знаешь, не люблю я эти «энергетические коридоры»! Как-то не по себе мне в них становится, хоть я и не из робкого десятка. Летишь в этом сером тумане, как слепой котенок, и не знаешь, что тебя ждет впереди: то ли провалишься по ту сторону, и превратишься в какую-нибудь глыбу застывшей материи с отрицательным полем тяготения, то ли выскочишь раньше времени в наше измерение и налетишь на какое-нибудь «бродяжье» солнце. Тоже, надо сказать, удовольствие не из приятных! Нет, лететь среди звезд намного спокойнее. Здесь ты и курс свой видишь не по одним только приборам, и не нужно постоянно находиться под «колпаком» силовых полей. У тебя как, от них голова не болит? Нет?.. А мне эта штука, — он постучал по кольцу на своей голове, — мало помогает.

Купер замолчал, как мне показалось, удивляясь своей необычной словоохотливости.

— А где Эд? — спросил я.

— Он спать пошел. Отдежурил свою смену и пошел. Я сменил его два часа назад… Эх, здорово было бы проспать весь рейс биополярным сном! Чтобы проснуться — и снова на Земле! И почему это ученые не придумают какое-нибудь такое устройство?

— Чтобы проснуться по ту сторону, или вообще не проснуться? — усмехнулся я, покосившись на экран, где по-прежнему полыхали языки желтого пламени.

— Тоже верно, — согласился Купер. — Хотя, случись что-то, и от нас тоже будет мало прока. А Земля… Правда, я редко бываю там…

Мы опять замолчали. Слева на пульте нервно замигал розовый глазок, через секунду погас. Гравитатор все так же протяжно урчал в углу.

— Не понимаю я что-то тебя, Максим, — снова заговорил Дэвид. — Совсем не понимаю! Три недели мы уже летим вместе, и я все присматриваюсь к тебе… Камень у тебя лежит на душе какой-то, похоже, и давит… Что? Верно? Только не говори, что я не прав. Все равно не поверю.

Я внимательно посмотрел в его задумчивые, посерьезневшие глаза. Что-то подталкивало меня излить ему свою душу. Не знаю почему, но мне казалось, что он поймет меня… сможет понять. Во всяком случае, нужно было кончать с этим моим нелепым существованием здесь не то, как во сне, не то наяву. И я рассказал ему о своих злоключениях — все с самого начала, ничего не скрывая. Он слушал, молча, не перебивая, все больше хмуря брови. Когда я закончил, Девид долго молчал, глядя себе под ноги. Наконец, тяжело вздохнув, он сказал:

— Да, парень! Наломал ты дров!

Я угрюмо посмотрел на него.

— Но больше всего мне не дает покоя… Понимаешь, ведь я сам, сам оттолкнул ее от себя! Тогда мне казалось, что иначе нельзя, но теперь я не могу себе простить этого…

— Девушку? — понимающе сказал Купер.

Я, молча, кивнул. Он немного помолчал, потом сказал сухо:

— Брось! Не переживай из-за такой ерунды!

Я едва не свалился с кресла. Изумленно уставился на него.

— Ерунды?! Ведь я люблю ее! Ты что, не понял? И она тоже любит меня!

— Брось! — снова отмахнулся Купер. — Люблю, любит, любовь! Все это лепет наивных юнцов, не знающих жизни. Ты же взрослый мужчина!

— Да ты что?! Спятил?!

— Послушай, что я тебе скажу, — опять прервал меня он. — Выбрось ты все это из головы. Не стоит это того, чтобы так переживать, не стоит!

— Да что ты такое говоришь? Ты понимаешь, что ты говоришь?!

Я вскочил на ноги, сжимая кулаки, чувствуя, как кровь приливает к голове, и ярость закипает во мне. Купер остался сидеть, с холодным спокойствием глядя на меня снизу вверх. Это его спокойствие заставило меня замолчать. Я совершенно не узнавал штурмана. Очень спокойно он сказал:

— Я не хочу обижать тебя, Максим, и говорить плохо о твоей девушке. Нет, вовсе нет! Ты любишь ее, и она любит тебя… Пускай так. Во всяком случае, ты веришь этому, и это для тебя означает смысл твоего существования… А я не верю! Хватит! С меня довольно этих горячих шептаний, доверительной луны в бездонном небе, и сумасшедших соловьев! Я сыт этим по горло! Все это сплошная ложь и иллюзии с начала до конца! Скажи, где гарантия того, что она действительно любит тебя? Есть у тебя такая гарантия? Есть?.. Молчишь? То-то! Тогда ответь, как ты можешь быть уверен в том, чего никогда не узнаешь?

— О чем ты?

— О том! Как ты можешь с уверенностью судить о том, что творится в ее сердце, в ее душе, наконец? Как?

— Только слепой может не видеть! И потом, ты же не знаешь ничего! Как ты можешь судить об этом? Ее чувства… они же во всем: в ее поступках, словах, во взгляде, в улыбке, даже в дыхании! Ну, как объяснить это словами?.. Это невозможно рассказать! Неужели ты сам не знаешь? Ты говоришь гарантии… Мне не нужны никакие гарантии ее любви! Я знаю только одно: ради этой любви и я, и она готовы не задумываясь отдать свою жизнь!

После моих слов Купер неожиданно разразился нервным хохотом. Я удивленно посмотрел на него. Он едко произнес: