Чаша огня

Он вопрошающе посмотрел на меня, судорожно сжимая подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Я сидел рядом и молча, смотрел в пространство перед собой. В голове шумело. Неужели все бывает на самом деле так, как рассказывает Купер? Нет, это просто какая-то ерунда! Как можно было настолько разувериться в людях, потерять интерес к жизни? Или же я совсем не знаю ее, эту жизнь?.. Но разве такое возможно?

— А Тернер? — зачем-то спросил я.

— А что Тернер? — пожал плечами Купер. — Он любит свою профессию, любит звезды, и не мыслит себя без них… Да и ему, по-моему, все равно.

— Все равно? Он женат?

— Насколько я знаю, нет. Но у него когда-то была женщина. Ты же знаешь, что теперь это понятие брачный союз сильно изменило свое первоначальное значение. Стало более демократичным, что ли? Во всяком случае, в нем нет прежнего закостенелого индивидуализма и замкнутости в собственной семейной скорлупе. И это хорошо, очень хорошо! Мужчина и женщина Трудового Братства строят свой союз на основе свободного выбора чувств, лишенного былых предрассудков и догм… К тому же, Эд очень застенчивый человек в этих вопросах. Трудно поверить, но это так. Да и не только в этом дело. Не каждая из теперешних дев пойдет за космолетчика.

— Это почему?

— Почему? — Купер посмотрел на меня с откровенной насмешкой. Сказал: — Что такое наш брат, космолетчик? Год-два скитаний в Договорной Зоне, потом месяц отдыха на Земле, и снова за десяток парсек от дома. Земля все больше становится прекрасным воспоминанием, чудным сном, а встреча с ней — капля в океане разлуки! А они, они не хотят так долго ждать. Тебя любят, когда ты рядом, когда тебя можно видеть, слышать, обнимать… когда же тебя нет, то любят другого!

Я рассеянно смотрел на цилиндрическую колонну матово-зеленого цвета, справа на пульте, в окошках которой прыгали голубые столбики индикаторов.

— Да, ты не переживай так, Максим! — сказал Девид Купер, заметив мою подавленность. — Я вовсе не собираюсь навязывать тебе своего мнения. Пойми меня правильно, это просто дружеское предостережение, не больше! И не кисни так! Слышишь? Лучше иди, отоспись хорошенько. Завтра всем нам предстоит трудный день. Уж поверь моему опыту!

Я вернулся к себе в каюту, но сон не шел. Нервы были слишком напряжены, чтобы можно было уснуть. Голубой шар над головой равномерно вспыхивал, становясь почти прозрачным. Из глубины его всплывали крохотные искры, пронизывали стеклянную сферу иглами зеленого света, и гасли в серой застывшей мгле каюты. Но их свет не умирал вовсе. Вокруг шара отчетливо проступала корона радужного сияния, слегка колебавшаяся в потоках воздуха, гонимого вентиляторами.

Я смотрел на нее с каким-то странным оцепенением, лежа на спине и не двигаясь. Мысли прыгали в голове, наскакивая одна на другую, рождая то неясные, то четкие, до остроты, образы. Теперь я понимал, откуда в моих спутниках эта спокойная уверенность и бесстрашие. Купер ищет среди звезд не только спасения от прежних воспоминаний. Он ищет, возможно, и смерти для себя… Во всяком случае, он принял бы ее спокойно, случись что-то с кораблем. Теперь я не сомневался в этом. В сущности, мы оба были чем-то схожи в своих устремлениях, и в его путаном рассказе я без труда угадывал недосказанные фразы и мысли. Отрицая любовь, он все еще трепетно и нежно любит ту женщину, хотя и запрятал свои чувства глубоко в сердце. Отсюда эта его слепая ярость при одном только упоминании слова «любовь». Весь его рассказ — сплошная бравада, выражение невысказанной обиды за себя и свои чувства, которые когда-то и кто-то не разделил с ним. Но он не прав! Нельзя из-за этого быть обозленным на весь мир. В этом его слабость, его уязвимость, которой он боится больше всего.

А Тернер? Судя по тому, что говорит о нем штурман, это человек, самозабвенно преданный своему делу, пожертвовавший ради него личной жизнью. Но ведь и ему не чуждо ничто человеческое? И Купер ясно намекнул, что и в жизни Тернера была какая-то женщина… Нет, не надо строить никаких домыслов! Лучше при случае обо всем расспросить самого его.

Мысленно я попытался вернуться к светлому образу Юли, которым грезил час назад. Теплая волна уже побежала по телу от сердца к голове, как вдруг острый, словно укол тока, испуг оборвал ее течение. Я поймал себя на том, что боюсь думать о Юли теперь, после всего услышанного от Купера. Это был какой-то незнакомый, суеверный страх, боязнь потерять тот светлый лучик, который еще связывал меня с Землей.

* * *