Чаша полыни. Любовь и судьбы на фоне эпохальных событий 20 века

Вот что он писал в уже цитируемой нами брошюре «Национальное возрождение еврейского народа»: «В то время, еще задолго до войны, встали передо мной следующие вопросы. Почему я, культурный человек, обладающий определенным авторитетом, стесняюсь своего „еврейского происхождения“ и пытаюсь всеми силами и способами скрыть его от неевреев? Почему так же поступают очень многие другие евреи, люди, без сомнения обладающие уважением и авторитетом? Почему неевреи, те люди, к которым я отношусь с большим уважением, даже близкие мне, мои товарищи революционеры, за единичными исключениями, почему и они не „любят“ евреев, почему они в глубине души — антисемиты? Почему этот антисемитизм в той или иной форме существует не только в России, где есть так много бесправных, преследуемых и унижаемых евреев, но и в других странах, где евреев мало и они имеют все гражданские права?»

Постепенно он приходит к выводу, что еврейские проблемы можно решить только путем национальной организации еврейского народа. Теперь Рутенберг уже гордится своим еврейством. Он посещает синагогу во Флоренции и возвращается к еврейским корням, но делает это по-своему, по-рутенберговски.

Став сионистом, он покончил с затворнической жизнью. Ему приходится участвовать в различных мероприятиях и конференциях. Лидеры сионистских организаций стремятся заручиться его поддержкой, но он не намерен жертвовать им в угоду своим независимым положением. Личную свободу он ценит теперь превыше всего.

Бен-Гурион и Арлозоров, Вейцман и Жаботинский прислушиваются к его спокойному рассудительному голосу. Рутенберг имеет перед ними то преимущество, что он не профессиональный политик, а выдающийся инженер, человек дела, который может изменить облик всей Палестины.

Сфера его контактов не ограничивается одними сионистами. Он подолгу гостит на Капри у Горького. Встречается иногда с русскими политическими эмигрантами, своими старыми товарищами, а также с видными европейскими социалистами.

Весной 1912 года он познакомился с молодым, но уже популярным политиком Бенито Муссолини, главным редактором газеты «Avanti», органа Социалистической партии Италии. Свела их социалистка Анжелика Балабанова, которая в те годы была духовным ментором будущего диктатора. Муссолини живо интересовался подробностями первой русской революции, и Рутенбергу пришлось прочитать ему целую лекцию на эту тему.

У Муссолини было удлиненное лицо с крупным хищным носом, волевой подбородок, плохо сочетавшийся с пухлыми чувственными губами, глубоко посаженные темные глаза. Он уже тогда ощущал свою способность овладевать чувствами и настроениями масс и играть на них, как хороший музыкант на своем инструменте. Его инстинкт на жесты и интонации, возбуждающие толпу, был безошибочным.

Рутенберг говорил потом, что, кроме политики, этого человека ничто не интересовало. Поразило Рутенберга и то, с каким пренебрежением главный редактор официоза Социалистической партии говорил о социализме.

«Социалистическая доктрина мертва, — утверждал Муссолини, — Нацию возродит не социализм, а жестокий и энергичный человек».

Запомнил Рутенберг еще одно высказывание Муссолини и даже записал его в свой дневник:

«Рабы, даже если их освободить, останутся рабами, ибо никуда не денется их рабская психология».

* * *

Грянула Первая мировая война. Старый порядок уже никого не устраивал, и началась кровавая борьба за передел мира. Сионистское движение, давно разочаровавшееся в ближневосточной политике Турции, поддержало страны Антанты.

Рутенберг выдвигает идею создания еврейских вооруженных сил, которые будут сражаться на стороне англичан за освобождение Палестины. Для осуществления своего плана он создает в Милане комитет «Pro cousa ebraica» («За еврейское дело»), куда входят видные итальянские и еврейские общественные деятели. Но в руководстве сионистской организации не было единства мнений. Бен-Гурион одобрял идею Рутенберга, а Хаим Вейцман ее резко критиковал. Вейцман полагал, что такая затея может привести к катастрофическим последствиям для еврейского населения Палестины, входившей в состав Оттоманской империи. Большая часть сионистского руководства поддержала своего лидера.

Тогда Рутенберг выбирает иной путь. Он предлагает свою помощь и сотрудничество Жаботинскому, который вместе с Трумпельдором борется за формирование Еврейского легиона. По просьбе Жаботинского Рутенберг отправляется в Америку для агитации среди самой большой и влиятельной еврейской общины мира.

Очень быстро обнаружилось, что идея легиона не пользуется популярностью у американских евреев. Не поддержали ее и такие лейбористские лидеры, как Давид Бен-Гурион и Ицхак Бен-Цви, изгнанные турками из Палестины и перебравшиеся в Америку. Социалистическое прошлое Рутенберга сближало его с ними. Бен-Гурион становится его другом. Так или иначе, но легионом он почти не занимается. Впрочем, ему хватает и других не менее важных дел.