Чаша полыни. Любовь и судьбы на фоне эпохальных событий 20 века

— Да? А кем мы его заменим? Он это то, что у нас есть. Впрочем, не все ведь от него зависит. Результаты революции отодвинуты в будущее и постоянно меняются. Ты ведь знаешь, что по своей натуре я азартный игрок. И надеюсь, что главной ставки своей жизни я пока не сделал.

Керенский встретил Рутенберга с распростертыми объятиями.

— Боже мой, Петр Моисеевич, как же вовремя вы появились. Такие люди, как вы, мне позарез нужны.

И тут же назначил его заместителем коменданта города и своим личным советником.

Несколько дней спустя Рутенберг уже сопровождал премьер-министра на митинг комитетов петербургского гарнизона. Зал был плотно набит массой в солдатских шинелях. Керенский в коричневом френче и такого же цвета галифе говорил порывисто. Скачки его мыслей совпадали с ритмом слов. Медленные жесты сомнамбулы, остановившийся взгляд, судороги губ, торчащие волосы завораживали аудиторию. Он говорил о благах долгожданной свободы, о восстановлении строгой дисциплины в армии, о необходимости продолжать войну с Германией до победного конца.

Сидевший рядом с Рутенбергом юнкер, улучив удобный момент, громко выкрикнул:

— Арестуйте Ленина!

Этот актуальный призыв понравился многим. Его подхватили.

— Арестуйте Ленина! — гремела аудитория, но раздавался также пронзительный свист. Керенский смотрел прямо перед собой застывшим взглядом. Когда наступила тишина, произнес, чеканя каждое слово:

— Ученика, который плохо ведет себя в классе, учитель не высылает а… (эффектная пауза) не замечает!

Поднялось нечто невообразимое. Под истерические вопли «долой» и шквал аплодисментов Керенский сошел с трибуны.

— Что вы об этом думаете? — спросил Керенский, когда все закончилось.

— То же, что и мой друг Савинков, — усмехнулся Рутенберг. — Для того чтобы вывести страну из кризиса, необходимо повесить двух человек: Ленина и Троцкого. Пули они не заслуживают.

— Уж так сразу и повесить, — поморщился Керенский. — Савинкову к подобным вещам не привыкать, а от вас я не ожидал такой кровожадности. В конце концов Ленин и Троцкий такие же социалисты, как и мы…

— Не такие, Александр Федорович, не такие, — сказал Рутенберг.

В конце августа 1917 года верховный главнокомандующий генерал Лавр Георгиевич Корнилов в краткой, но убедительной речи призвал свои войска вытащить родину из дерьма и двинул их на Петроград. Мятежного генерала поддержало большинство офицерства, партия кадетов, объединение русских промышленников. Казалось, что у Корнилова есть хорошие шансы на захват власти. Генерал намеревался в случае успеха разогнать Петроградский совет и повесить «немецких агентов» Ленина с Троцким. Он был уверен, что это стабилизирует обстановку.

Тут-то и проявилась подлинная сущность Керенского. Оказавшись перед дилеммой спасение родины или сохранение власти, он выбрал власть. И чтобы сокрушить ненавистного соперника, бросился в объятия большевиков.

28 августа Керенский издал указ о смещении генерала Корнилова с поста верховного главнокомандующего и разрешил советам, в которых доминировали большевики, формировать свои вооруженные отряды. Это и стало началом его конца. Хотя корниловский мятеж был подавлен, Керенский сохранил лишь иллюзию власти, да и то ненадолго. Его политический авторитет неуклонно падал. Ушел со своего поста и порвал с Керенским Савинков, поддержавший Корнилова.

Рутенберг же оказался в положении Кассандры. Он понимал, к чему все идет, но это никого не интересовало. Никаких рычагов влияния у него не было. Керенский виделся с ним редко и мнения его не спрашивал. Был он скорее зрителем разыгрывающейся драмы, чем ее действующим лицом.

А драма приближалась к концу. Керенский видел, что его распоряжения игнорируются, приказы не выполняются, понимал, что с каждым днем он все больше проваливается в пустоту, из которой нет возврата. Надо было что-то делать, и Керенский предложил правительству обсудить вопрос об отправке петроградского гарнизона на фронт.

Он даже не понял, какое осиное гнездо разворошил.

В то время в столице было расквартировано почти 150 тысяч солдат. Распропагандированные красными агитаторами, забывшие даже о подобии дисциплины, одурманенные алкоголем и митингами, они уже давно не являлись реальной военной силой, но были главной опорой большевистского Петросовета. Разве он мог допустить, чтобы этих «славных парней» отправили на фронт?

Петросовет принял мудрое решение: столичные войска на фронт не пойдут, а станут без всякого контроля, под «собственным командованием», готовиться к обороне Петрограда от тевтонов. Для претворения в жизнь этой идеи Петросовет учредил при себе Военно-революционный комитет и наделил его чрезвычайными полномочиями. Формально для защиты столицы от наступающего врага, а на самом деле для захвата власти.

Во главе ВРК стал Лев Давидович Бронштейн (Троцкий). Его кипучая энергия и холодная расчетливая воля и предопределили дальнейшие события. Это он подготовил переворот и рассчитал своим изощренным умом всё до последних мелочей, исключив возможность неудачи.