Теперь Вольфганг работал в отделе печати Центрального комитета Единой социалистической партии Германии (СЕПГ). Так по указанию Сталина была переименована коммунистическая партия: не нужно показывать Америке и Англии, что в Германии строится коммунизм. Вместе с другими коллегами Вольфганг на семинарах и в своих статьях старался проводить идею, что его партия сможет повести страну к социализму по своему собственному, отличному от русского, пути. Но под напором и по указаниям Москвы советизация страны шла все интенсивнее. И противиться этому было невозможно: всех, проявивших хоть тень недовольства, арестовывали советские органы госбезопасности.
Это угнетало и раздражало Вольфганга. С немногими близкими друзьями он доверительно делился:
— Мне кажется, что я нахожусь здесь как в смирительной рубашке. Чувствую, что у меня начинаются «политические колики». — (Так они условно называли критические мысли и сомнения.)
Вскоре после приезда в Берлин Вольфганг познакомился с Эльзой, симпатичной блондинкой восемнадцати лет. Он заметил ее в длинной «поточной линии» на уборке развалин: очередь принимала и передавала из рук в руки кирпичи и обломки. Вид у девушки был усталый и голодный. В конце рабочего дня Вольфганг подошел к ней и пригласил в столовую для партийного начальства, в которой кормили по купонам. Эльза жадно ела и смотрела на него с благодарностью, а после обеда взяла его под руку и сказала просто:
— А теперь пойдем к тебе.
В его маленькой квартире она сразу прошла в душ и вышла оттуда, едва обернув бедра маленьким полотенцем. Она стояла перед ним — тонкая, изящная, вызывающе торчали маленькие упругие груди. Когда он приблизился, она развернула полотенце и Вольфганг задохнулся от наплыва желания…
Эльза оказалась опытной в ласках, поворачивалась и извивалась в его объятиях очень искусно. В перерывах между ласками она призналась:
— Ты, наверное, удивлен. Но советские солдаты много раз насиловали меня и мою сестру-двойняшку.
Он закрыл глаза, чтобы не показывать своего ужаса, а она продолжала шепотом:
— Сначала мы с сестрой их боялись, нам было страшно, мы думали, что даже если мы будем сопротивляться, они все равно нас изнасилуют, а потом убьют или изуродуют. Сопротивляться было бесполезно, их всегда было двое, трое и больше. Но они хотели от нас только одного — наши тела. Это были грубые, простые мужики, пропахшие потом и махоркой. Было противно, когда они лапали нас, делали с нами все, что хотели. Но некоторые давали нам потом подарки — хлеба, консервов, бутылки вина. А мы были очень-очень голодны. Всем нам, немецким женщинам, было уже все равно, только бы выжить. Солдаты научили нас русскому слову «е…ть». Ты знаешь это слово?
— Слышал в России, — глухо откликнулся удивленный и подавленный откровенным рассказом Вольфганг.
— Так вот, когда они приходили к нам, мы с сестрой уже знали зачем, и сразу сами спрашивали: «Рус, е…ть?». И раздевались, чтобы они не сдирали с нас одежду своими грубыми лапами.
Лучше бы она этого не рассказывала. Вольфганг, конечно, знал о насилиях советских солдат над немками. Это продолжалось и до сих пор, было много жалоб, но советское командование не реагировало на них. Вольфганг хорошо помнил возмущение Льва Копелева, своего напарника. Его арестовали за то, что он осмелился написать статью против насильников.
Но Вольфгангу было приятно, что он в постели с немкой: она все-таки многим отличалась от русских девушек. За годы жизни в России у него были две любовные связи, и каждый раз постельной близости предшествовали длинные разговоры, отказы, трагедии, упреки… А Эльза сразу сама отдалась, ничего не требуя.
Ему было ее жалко, она нравилась ему, и они стали часто встречаться. Он подкармливал ее, а она согревала его своими ласками. И еще одно привлекало его: она не принадлежала к партийным кругам, с ней он мог говорить обо всем, изливать душу. Он рассказывал, что, живя в России, долгое время был сталинистом.
— В Советской России мне сильно «промывали мозги», во мне жила наивная вера в мудрость Сталина. Наверное, это еще было помножено на мою традиционную немецкую любовь к порядку и дисциплине.
Эльза, лежа рядом, опираясь на локоть, водила пальчиком по его губам и говорила:
— Да, я хорошо знаю эту нашу черту, она часто доводит нас, немцев, даже до тупости.
Он рассмеялся:
— Ты права. Но, знаешь, насмотревшись на сталинскую модель жизни общества, я стал постепенно ко многому относиться скептически и даже критически. Я не оппозиционер, я только за самостоятельный путь моей страны к социализму и за равноправие социалистических стран. Я все еще убежден, что Советский Союз — это социалистическая страна.
Она приложила палец к его губам, показав этим, что хочет, чтобы он замолчал, и притянула его к себе…