Чаша страдания

— Доктор Дамье — подвижник медицины, он беззаветно старается спасти обреченного ребенка. Прав был наш декан: это самый лучший врач и учитель. Для меня он останется примером на всю жизнь.

И все-таки наступил день, когда спасенный мальчик выписывался домой. Его мама, которая каждый день видела, как доктор борется за жизнь ее сына, пришла поблагодарить Дамье:

— Николай Григорьевич, дорогой, великое вам спасибо. Я знаю, что вы для меня сделали. Я так вам благодарна. Ваши золотые руки спасли моего ребенка. Дайте мне поцеловать ваши золотые руки, — и она потянулась губами к его рукам.

Дамье отпрянул назад:

— Нет, нет, что вы! — он посмотрел на свои руки. — Я хочу рассказать вам одну историю. В тридцать восьмом году я сидел в Бутырской тюрьме, была зима, я вместе со всеми заключенными стирал свое белье под холодной струей и простудил руки. Когда меня привели в амбулаторию, там была солидная врач-майор и с ней молодая практикантка. Майор приказала ей выписать мне рецепт на пирамидон. Она стала выписывать. Но я сказал, что знаю как врач: пирамидон не поможет. Тогда майорша крикнула конвойному: «Увести его!» А молоденькая практикантка демонстративно, с улыбкой разорвала передо мной тот рецепт…

Пока он рассказывал, голова женщины опускалась все ниже и ниже, сама она съехала со стула, упала перед ним на колени и разрыдалась:

— Николай Григорьевич, простите, простите, простите!..

Он узнал ее в тот первый вечер в приемном покое…[62]

* * *

Алеша любил классическую музыку и пригласил Лилю на концерт:

— Сестренка, говорил я тебе, что с тобой приятно пойти в театр? Пойдем на концерт в Большой зал консерватории.

— Скажи просто, что твоя девушка не может идти: или вы поссорились, или занята. Поэтому мне выпала такая честь.

— Ладно, ты права — она не может. Но мне действительно приятно с тобой. А концерт классный: молодой пианист Святослав Рихтер играет пятый концерт Бетховена, а потом будет шестая «Патетическая» симфония Чайковского. Дирижирует Николай Амосов, один из лучших дирижеров.

Имя Рихтера уже гремело в кругах поклонников музыки, а она еще не слышала его игры. Но первый и главный вопрос был: что надеть? Она решила надеть любимое голубое платье.

Вдохновенная игра Рихтера захватила Лилю целиком, и сам Алеша слушал завороженно. В антракте они со всех сторон слышали восторженные восклицания публики: «Гениально! Поразительно! Какой пианист!» Подойдя к лестничному пролету, Алеша сказал:

— Подожди меня здесь, я пойду вниз покурить.

Лиля остановилась возле картины Репина «Славянские композиторы». Она рассматривала изображения Глинки, Рубинштейна, Серова и вдруг почувствовала, что кто-то остановился за ее спиной. Она обернулась и поразилась: это был тот высокий албанец Влатко Аджей, который заговорил с ней больше года тому назад у ворот посольства. Он опять улыбался ей той белозубой улыбкой, которая ее так поразила тогда:

— Что же вы так и не позвонили мне?

Она растерялась от неожиданности, смущенно улыбнулась, покраснела:

— Я была очень занята, — и вспомнила, как он хвалил ее улыбку при их первой встрече. И в ней опять вдруг возникло то ощущение радости.

Алеша подошел и с интересом смотрел на них. Чтобы албанец не подумал, что Алеша ее муж или ухажер, Лиля неловко представила их:

— Это мой брат, Алеша. А это господин Аджей, из албанского посольства.

— Я не господин, я такой же товарищ, как вы. Албанцы тоже коммунисты.

— Извините, товарищ Аджей. Я думала, что если иностранец…

— Вы можете звать меня по имени — Влатко. А как вас зовут, я так и не знаю.

— Лиля.

— Красивое имя. Лиля, вам понравилась игра Рихтера? Я хочу пригласить его на выступление в наше посольство. Для избранного круга любителей музыки. Вы пришли бы его послушать у нас?

— Я? Право, не знаю… Алеша, как ты считаешь?

— Это очень интересно. Ты должна поблагодарить и пойти.

— Приходите оба. Вот вам мои визитные карточки, позвоните, и я скажу вам дату и час, — и в руках у Лили опять оказалась такая же карточка, какую она разорвала год назад.

Когда они с Алешей уселись в кресла, она подумала: «Как хорошо, что я надела это голубое платье, оно очень идет мне». Алеша спросил:

— Где ты подцепила этого гренадера?

— Он сам подцепился, возле албанского посольства, рядом с институтом.

— Как он на тебя смотрел — весь сиял! По-моему, он неравнодушен к тебе.

— Ну тебя, Алешка! Видел человека пять минут и уже выдумал.

— А ты что-то очень смущалась. Ей-богу, что-то между вами проскользнуло.

— Глупости. Знаешь, я тогда рассказала про него родителям, они испугались, что он иностранец, и отговорили меня видеться с ним.

— Ну говорят же: курица не птица, Болгария не заграница. Можно сказать, что Албания тоже не заграница.

— А ты думаешь?..

— Я думаю, что если мужчина настойчиво приглашает тебя, а ты в ответ краснеешь, значит, вы друг другу нравитесь. Так чего же не встречаться?

— Алеша, мне неудобно одной прийти в посольство. Ты должен идти со мной. Только это тайна, ты не выдавай меня родителям.