Да, только молодость способна на такую чистую, светлую и беззаветную дружбу и привязанность, какую питали друг к другу Надя и Тозагюль.
— Знаешь, Гуленька, я тебя так люблю, так люблю, — сказала ей сегодня Надя, — что если б… Ну я не знаю… Может быть, это слишком пылко, но это искренне, поверь… Вот если б сказали: «Умри за нее» — умерла бы. И ни одна жилка во мне не дрогнула бы… Умереть ведь не страшно, если знаешь за что.
Тозагюль порывисто обняла подружку, прижалась щекой к прикрытому белым батистовым платьем плечу.
— Есть три человека в мире, за которых я могла бы… тоже… умереть… Это сыночек мой Рустамбек, Курбан и ты, моя сестричка Надира. Дороже вас для меня на свете нет людей.
— Вот, говорят, ад. Понимаешь?.. У бога есть рай и есть ад. Это уготовано всем после смерти, только кто куда попадет. А по-моему… это чепуха. И рай, и ад есть и здесь, на земле. Я недавно на базаре видела прокаженного. Это жуткое зрелище. Человек годами гниет заживо. Разве это не ад для него? Это ад. Это хуже смерти. Но… Впрочем, я совсем не об этом тебе говорю… Я хотела сказать… Я хотела сказать…
— Что? О ком ты хотела сказать? — шепотом спросила Тозагюль.
— Ах, Гуленька, если б ты знала…
— Я знаю. Но ты ничего не скрывай.
И это опять осталось тайной, хотя трудно, невозможно было сохранить никакую тайну в часы их сокровенных бесед. До сих пор Надя никогда не задумывалась над этим и не спрашивала себя, надо об этом рассказывать подруге или нет, хотя и не клялась себе молчать. Она не теряла надежды, что он приедет, и хотела, чтоб для Тозагюль его приезд был такой же неожиданной радостью, как и для нее.
Но он не ехал. А время шло.
После той жуткой картины, которую она видела на базаре, Надя вдруг почему-то поняла, что он не приедет, что она напрасно ждала его все эти годы, и надежда ее совсем оборвалась. Вот почему сегодня, когда они сидели вместе с Тозагюль и ждали Курбана, Надя впервые по-детски расплакалась у нее на коленях. Может быть, она все рассказала бы ей сегодня, если б не горе, обрушившееся на Тозагюль: смерть отца, Курбан, уехавший из дому с такой страшной мыслью — убить Желтую птицу.
Надя так и не поведала подруге о своей потерянной любви, так и не узнала, с каким известием вернулся домой Курбан, уснувший на циновке вниз лицом, с камчой в руке.
Бывают в жизни человека затишья, когда кажется, все течет спокойно: время, события, работа, словно осенняя река, и ничто особенно не взбудораживает ни чувства, ни мысли. Но бывают дни, которые вдруг, словно горный обвал, обрушиваются на плечи.
Потом, когда все опять стихает, внутренне ужаснешься: да как же ты выстоял, остался жив, как не раздавили тебя эти глыбы, как не закружил этот каменный вихрь, как выдержало, не лопнуло твое уставшее сердце?! Ему бывает одинаково трудно справиться с собой, выдержать такой стремительный вихрь событий и радостных, и трудных.
Так случилось с Надеждой Сергеевной в тот памятный день. Не успела она пережить то напряжение, с которым они вместе с Тозагюль ждали возвращения Курбана, как в тот же день ударил новый гром над ее головой из Петербурга приехал Август Маркович Снигур.
«Видно, правду сказала мне однажды старуха нищая в Петербурге, около Исаакиевского собора, что за мою красоту бог отнял у меня все иные радости. «Красива, бесподобна». — шепчутся за моей спиной, переглядываются. И ничего не знают. Не знают, что никому не нужна моя красота. Она не принесла мне никакой радости. Иногда я слышу слова о моей удовлетворенной гордости, о самолюбии. Да чудаки они, эти люди. Чудаки просто. Никому не нужна моя красота. Я привезла ее сюда добровольно, чтоб здесь похоронить. Да, состариться и похоронить. Мне некого упрекать и не на кого пенять».
Так в минуты раздумий и одиночества думала о себе Надя. Уж за красоту ли за ее или, как говорили еще, так ей было на роду написано, но горе сопутствовало ей почти с самого ее рождения. Надя рано лишилась матери, и воспоминание о ней было связано с двумя эпизодами…
Веселый рождественский вечер. Надя стоит среди зала, под огромной, сверкающей огнями елкой, и, торопясь, проглатывая слова и сильно картавя, рассказывает стихотворение:
В тот же миг ее подхватили теплые, милые руки, и все смешалось: шумные хлопки ладоней, яркий свет, поцелуи матери, ее счастливый смех и какие-то ласковые слова, которые Надя никогда потом не могла припомнить, запах дивных духов.