Чаша цикуты. Сократ

   — Мне жаль, если на долю Перикла достались все великие дела, — вздохнул Алкивиад. — Вот и войну с Лакедемоном он не решается начать. Это тоже великое решение?

   — Разумеется.

   — Жаль. Но ведь мне тоже хочется совершить какое-нибудь великое дело. Война же для великих дел самое подходящее место. Так думают все мои молодые друзья. Неужели нам суждено состариться в попойках и любовных похождениях? Скучно, Сократ. Ох, как скучно!

   — Конечно, военная слава — громкая слава, Алкивиад. Но слава мудрости уравнивает людей с богами. Жаль, если ты этого не понимаешь. Я мог бы тебе это растолковать, если бы стал твоим учителем.

   — Так стань им, — засмеялся Алкивиад. — Что тебе мешает?

   — Скажи об этом Периклу, — серьёзно ответил Сократ. — И сам подумай. Выбирая учителя мудрости, человек выбирает судьбу.

Они простились. Алкивиад пустился бегом догонять своих друзей, чьи голоса ещё были слышны в отдалении.

Ксантиппе не нравилось, если Сократ проводил ночь не дома. По правде говоря, почти все замужние афинянки осуждали своих мужей за их ночные пиршества. Но поскольку женщины в принятии каких-либо государственных решений не участвовали и не могли участвовать, им оставалось лишь одно: находить свои способы воздействия на непутёвых мужей. Ксантиппа, например, отводила душу в семейных ссорах, после чего Сократу для замаливания вины поручалась какая-нибудь тяжёлая работа. Это не значит, конечно, что Сократ всякий раз выполнял её. Не выполнив же работу, он не получал прощения жены. Приходилось выбирать, что для него в данный момент дороже — доброе расположение Ксантиппы или свобода.

Выслушав терпеливо всё, что думала о нём Ксантиппа, и получив приказ вычистить птичник, Сократ взял лопату, дошёл до птичника, сунул лопату в бурьян, перемахнул через ограду — и был таков. Чистить птичник — вообще не занятие для свободного гражданина великих Афин. Свободный гражданин обязан делать только то, что определено в присяге. В ней же сказано, что афинянин никогда не посрамит священного оружия, не покинет в бою товарища, в любой момент выступит на защиту отеческих храмов и святынь и оставит после себя отечество большим и лучшим, чем сам его унаследовал. А ещё свободный афинянин должен слушаться властей, повиноваться установленным законам и защищать их один и вместе со всеми. И всё. Прочее же не его забота. Правда, афиняне говорят: если у тебя нет раба, ты сам становишься рабом. У Сократа нет раба. И стало быть, рано или поздно птичник ему чистить придётся. Но не сегодня. Сегодня он прежде всего найдёт Менона, затем — Диния, затем... Алкивиад ему очень помог. Если ему удастся вырвать у Диния признание в том, кто вручил ему деньги для Менона, то, возможно, будет раскрыта вся цепочка заговорщиков: некто, передавший деньги Динию, сам Диний, Менон и непосредственный убийца Фидия.

Впрочем, последнее звено, может быть, никак не связано с предыдущими...

Менона, как и в прошлый раз, Сократ нашёл у плавильщика Хария. Менон стоял у горнила за спиной Хария и наблюдал, как тот работает: плавит и разливает в формы металл. Сократ подошёл к нему сзади и положил на плечо руку.

Менон нехотя обернулся, увидел Сократа и с досадой спросил:

   — Ну что ещё?

   — Поболтаем, — предложил Сократ. — Погуляем по окрестным холмам и поболтаем.

Харий услышал их разговор, тоже обернулся, поприветствовал Сократа и сказал:

   — Погуляйте, погуляйте. Не люблю, когда у меня торчат за спиной.

   — Ладно, — согласился со вздохом Менон. — Погуляем. Но я ещё вернусь, — сказал он Харию уже от двери.

   — Не сомневаюсь, — кивнул головой Харий. — Теперь ты важное лицо, под защитой архонтов, тебя пальцем нельзя тронуть.

   — Ладно тебе! — огрызнулся Менон. — Только бы болтать!

   — Послушай, — сказал Менону Сократ, когда они отошли от мастерской и стали спускаться по тропке, сбегавшей по склону холма к речке. — Ты уже знаешь, чем закончилось взвешивание в Парфеноне. Знаешь?

   — Знаю.

   — И что ты теперь обо всём этом думаешь?

   — Что думал, то и думаю! — зло ответил Менон. — Я видел, как Фидий уносил из мастерской золото!

   — И что из этого следует?

   — Ничего! — закричал Менон, остановившись. — Мне надоели все эти разговоры!

   — А деньги? — спросил Сократ. — А те двенадцать мин, которые вручил тебе Диний, не надоели?

У Менона округлились глаза. Сократ не дал ему оправиться от неожиданного удара и нанёс ещё одни:

   — Диний требует, чтоб ты вернул ему деньги, поскольку дело приняло опасный оборот: вина Фидия не доказана, а сам Фидий убит.

Менон открыл рот, но не произнёс ни слова.

   — Или верни деньги, пли дай клятву, что ты никогда не произнесёшь имя Диния, — продолжал Сократ, не давая Менону опомниться, — ни на суде, ни под пыткой, ни перед богами. Что ты выбираешь? Деньги или клятву? Решать надо теперь же! Немедленно, Менон! Ты прячешься, а мы не намерены бегать за тобой! Так что? Решай!

И всё же Менону удалось подавить в себе первый испуг. Он спросил:

   — Ты... от Диния?

Сократ не ответил, сделал страшное лицо, схватил Менона за грудь, встряхнул его и сказал, дыша в лицо:

   — Ты не должен произносить имя Диния!