«Нет, ну ты представляешь?! Я ему заявила, что он сбрендил, а он ответил, что будет жить надеждой. Когда я рассказала Алоше, она десять минут хохотала без умолку, пока не закашлялась, а потом объяснила, что он это нарочно, он же отлично знает, что я отвечу „нет“ — он просто хочет показать всему двору, как он верен Сташеку. Я сказала, что уж я-то не стану похваляться всем и каждому, что меня кто-то замуж позвал, а она мне: вот увидишь, он сам разболтает. И точно, недели не прошло, как меня уже с полдюжины человек спросили, так ли это. Мне прямо захотелось объявить ему, что я согласна — просто чтобы посмотреть, как он станет выкручиваться, — но побоялась, что он зачем-то решит пойти до конца и найдет способ заставить меня сдержать обещание.
Алоше с каждым днем лучше; и дети тоже здоровье Они каждое утро в море купаются. Я хожу с ними и сижу на берегу, пока они плещутся, но плавать я разучилась: я сразу иду ко дну, а от соленой воды у меня кожа зудит, даже если я просто намочу ноги. Пришли мне еще кувшин речной воды, пожалуйста! Здесь мне все время хочется пить, и для детей она тоже полезна. Если я даю им глотнуть немного перед сном, им больше не снятся кошмары про башню.
Зимой я приеду в гости, если ты сочтешь, что для детей это безопасно. Я думала, они в жизни не захотят возвращаться, но Мариша все спрашивает, когда мы снова поедем поиграть в гости к Наталье.
Скучаю».
Одним последним прыжком я перенеслась к Веретенке, на поляну, где стоял мой собственный древесный домик: я, можно сказать, выпросила его у древнего сонного дуба. С одной стороны от двери дубовые корни образовали широкое углубление, а я выстелила его травой. Я то и дело приносила туда плоды из рощи, на радость ходульникам. Плодов со времен моего ухода поубавилось, зато кто-то наполнил мне поленницу у входа.
Все оставшиеся плоды я сложила в углубление и ненадолго заглянула внутрь. Наводить порядок в доме не было нужды: мягкий мох служил мне полом, а травяное покрывало само расстилалось по постели без всякой моей помощи, когда я вставала поутру. А вот меня привести в порядок очень бы не помешало. Но я потеряла слишком много времени, устало и удрученно бродя по лесу нынче утром. Полдень уже миновал; опоздать мне не хотелось. Так что я лишь забрала письмо для Каси и запечатанный кувшин с водицей из Веретенки и положила их в корзинку, чтобы отдать Данке — пусть отправит в Гидну от моего имени.
Я снова вернулась на речной берег, сделала еще три огромных шага на запад — и наконец вышла из Чащи. Я перешла Верегенку по Заточекскому мосту под сенью молодого и статного сердце-древа.
Лесная королева предприняла последнюю яростную атаку, когда мы с Сарканом плыли вниз по реке искать ее, и деревья наполовину поглотили Заточек, прежде чем мы королеву остановили. Беженцы из Заточека повстречали меня на дороге, когда я уходила из башни. Остаток пути я пробежала бегом — и обнаружила, что последняя горстка отчаявшихся защитников уже собирается срубить свежепосаженное сердце-древо.
Эти люди остались, чтобы задержать Чащу и дать своим семьям возможность спастись, но они были уверены, что им не избежать плена и порчи; при всей своей смелости они себя не помнили от ужаса. Не думаю, что они бы ко мне прислушались, если бы не мой оборванный наряд, спутанные, перепачканные сажей волосы и босые ноги: я выглядела в точности как ведьма.