Чаща

Осознав просчет, я внес коррективы в свое поведение. И когда Кара открыла страничку с бутылкой кетчупа, скривил гримасу и пожал плечами:

— Кетчуп мне совершенно не нравится.

Кара мгновенно схватила ножницы с закругленными концами и принялась за работу.

Дети.

Вырезая картинку, дочь пела песню из мультипликационного телешоу «Дора-следопыт»,[22] которая состояла из бесконечных повторений одного и того же слова — «рюкзак». В конце концов голова родителя, слушающего эту песню, грозила разлететься на миллион частей. Двумя месяцами ранее я допустил ошибку, купив говорящий рюкзак Доры-следопыта, повторяющий: «Рюкзак, рюкзак, рюкзак…» — вместе с говорящей картой: «Я карта, я карта, я карта…» Когда ее кузина Мэдисон приходила к нам в гости, девочки часто играли в Дору-следопыта. Одна исполняла роль Доры, другая — обезьянки с любопытной кличкой Башмачок. Нечасто встречаешь обезьянку с такой кличкой.[23]

Я думал об этом, о Башмачке, о том, как Кара и ее кузина спорили, кто будет Дорой, а кто — Башмачком, когда меня словно громом поразило.

Я обмер. В буквальном смысле застыл как памятник. Даже Кара это заметила.

— Папуля?

— Одну секунду, котенок.

Я взбежал на второй этаж, от моих шагов содрогнулся весь дом. Где же, черт побери, эти счета из студенческого общежития? Я заметался по кабинету. В конце концов нашел. Собирался их выбросить после встречи с Шамик и ее адвокатом.

Но ведь не выбросил!

Пролистал, нашел те, что касались покупок через Интернет, схватил телефон, позвонил Мьюз. Она откликнулась после первого гудка:

— Что случилось?

— Когда ты училась в колледже, часто вы гудели всю ночь?

— Минимум дважды в неделю.

— И как тебе удавалось не заснуть?

— Эм-энд-эмс. В большом количестве. Оранжевые — с амфетамином,[24] клянусь.

— Купи сколько хочешь. Мы компенсируем расходы.

— Мне нравится твой тон, Коуп.

— У меня возникла идея, но я не знаю, есть ли у нас время.

— Об этом не волнуйся. В чем суть?

— Конечно же, это связано с нашими давними друзьями, Кэлом и Джимом.

ГЛАВА 17

Я добыл номер домашнего телефона адвоката Фоули и разбудил его.

— Не подписывайте никаких бумаг до второй половины дня, — попросил я.

— Почему?

— Потому что, если подпишете, я гарантирую — прокуратура возьмет в оборот и вас, и ваших клиентов. Я дам знать всем, что мы никогда не пойдем ни на какие сделки с Хорасом Фоули и всегда будем требовать для его клиентов максимальных сроков.

— Вы не можете этого сделать!

Я промолчал.

— У меня обязательства перед моим клиентом.

— Скажите ей, что я попросил о небольшой отсрочке. Подчеркните, что это в ее же интересах.

— А что я скажу другой стороне?

— Не знаю, Фоули. Найдите какую-нибудь неточность в бумагах, что угодно. Тяните время до второй половины дня.

— А как это послужит интересам моего клиента?

— Если мне удастся их зацепить, вы сможете увеличить сумму отступных. Заработаете больше.

Он задумался.

— Эй, Коуп?

— Что?

— Она странная девушка. Я про Шамик.

— В каком смысле?

— Такие обычно сразу берут деньги. Мне же пришлось ее уговаривать, потому что, откровенно говоря, для нее взять деньги на ранней стадии — наилучший вариант. Мы оба это знаем. Но она и слышать об этом не хотела, пока вчера они не измочалили ее этим Джимом или Джеймсом. Видите ли, раньше, несмотря на то что она говорила в суде, ей хотелось отправить их в тюрьму, а не получить деньги. Она действительно жаждала восстановить справедливость.

— И вас это удивляет?

— Вы на этой работе новичок, а я отпахал двадцать семь лет. Становишься циником, знаете ли. Да, Шамик чертовски меня удивила.

— И почему вы это рассказываете мне?

— Видите ли, лично я просто заинтересован в том, чтобы получить свою часть от оговоренной суммы. Но с Шамик все по-другому. Эти деньги могут совершенно изменить ее жизнь. Я не знаю, что вы задумали, мистер Прокурор, но, пожалуйста, не навредите ей.

Люси пила в одиночестве.

Наступила ночь. Люси жила в факультетском общежитии. Место это не поднимало настроение. Скорее, наоборот — вгоняло в депрессию. Большинство профессоров много работали и копили деньги в надежде, что все-таки смогут уехать из общежития. До Люси в этой квартире тридцать лет прожила профессор английской литературы Аманда Саймон, старая дева. Она умерла от рака легких в пятьдесят восемь лет. Оставила после себя запах табака. Люси сменила ковер, выкрасила стены, но запах не исчез. Она словно жила в пепельнице.

Люси предпочитала водку. Посмотрела в окно. Издалека доносилась музыка. Университетский кампус. Здесь всегда звучала музыка. Люси взглянула на часы. Полночь.

Она включила свой маленький ай-под, выбрала список, который называла «Под мухой». Он был составлен из песен не просто медленных, но рвущих душу. Люси пила водку, сидела в депрессивной квартире, вдыхала запах табака, оставшийся после умершей женщины, слушала песни об утратах и отчаянии. Жалела себя.