Чащоба

Что же до приемных дочерей Амалии, то в войну они прославились на всю волость. События на хуторе Мурака давали повод чесать языками, но не было самого хозяина, у которого можно было выпытать истину. Муракаский Абель в сорок первом ушел добровольцем на войну. Перед этим в Мурака между отцом и сыном вспыхнула страшная ссора. Чуть крыша с дома не сорвалась от злобной ругани. Сын и слышать не хотел, чтобы отец встал под одну шапку с красными и на их стороне начал бы палить из винтовки. Старый Абель твердил в ответ, что немцев он не переносит, и потому пойдет хоть с самим чертом заодно, — кто знает, чьи прародительские рубцы от порки на мызной конюшне саднили на его спине. Эрнст пообещал посадить отца в амбар под замок, пока тот не наберется разума. Отец оказался половчее сына, сунул ключ от амбара в карман и схватил брезентовый вещмешок — мешков этих с пряжками и кожаными ремнями в Мурака было бесчисленное множество: до войны Абель частенько наведывался в город, с одним рюкзаком отправлялся, другой прикупал, нес на руке, всегда оказывалось много покупок, — положил туда кусок солонины, каравай хлеба с чурбан величиной — муракаская Амалия выпекала в здешних краях самые большие караваи, сама смеялась, что, мол, от лени это, — не забыл захватить смену белья, шерстяные носки да ложку, и был таков.

Потом Амалия рассказывала, что Абель отмахал прямо через картофельное поле к волостной управе, просочившееся сквозь рюкзак соленое пятно разошлось по пиджаку, мясу-то стечь не дали, Эрнст скрипел от злости возле матери и клялся, что не простит этого отцу.

На второе военное лето в воротах хутора появилась какая-то женщина, ведущая за руку маленькую, светловолосую девочку. Сказала, мол, Абель, перед тем как отправиться на грузовике в Россию, велел, если будет туго, привести ребенка на прокорм в Мурака. Амалия не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться, Эрнст уставился на маленькую сводную сестренку, что бычок на новые ворота, он так и не привык к ней и обходил стороной. Оправившись от растерянности, Амалия решила: ребенок не виноват в том, что ее Абель ходил кобельничать в город. Однако на этом испытания муракаской хозяйки не кончились. Едва прошел месяц, как притопала другая бабенка из города и повторила те же слова, что и предыдущая. К маленькой сестренке Эрнста добавилась еще одна, чуточку постарше, крепкого сложения, темноволосая, и все удивлялись, что девчушка как две капли воды похожа на Амалию. Что ей оставалось делать, кроме как взять под свое крыло и второго ребенка. Девочки быстро пообвыкли, хорошо между собой ладили, они бегали за приемной матерью на покос и на выгон, и вскоре Амалия уже говорила про них: милые мои цыплятки. Муракаская хозяйка не стеснялась бывать с девочками на людях, ходила с ними в церковь, в поселок или на праздник поминовения погибших в освободительной войне — к бронзовому солдату, возле которого деятели из самоуправления в иванов день с трибуны, украшенной березками, произносили речи. Вскоре Амалия уже похвалялась деревенским бабам, какие хорошие у нее девочки: и грядки выпалывают, и овец из одного загона в другой перегоняют. Амалия не переставала удивляться, мол, у ее городских ребятишек работа сидит в крови, а она-то думала, что на булыжных мостовых вырастают одни лишь вертихвостки.

И все же для соседей не осталось не замеченным, что хозяйка Мурака то и дело бросает озабоченные взгляды на дорогу, боясь, видимо, не пожалует ли еще какой отпрыск Абеля.