Часослов Бориса Годунова

Годунов хотел было что-то сказать, но Якоби поднял руку, приказывая молчать. Склонил голову к плечу, внимательно прислушиваясь. Послушал пульс, заглянул в зрачок государя.

– Ну что, дохтур? – прохрипел царь, стараясь не показать волнение. – Не пора мне еще помирать?

– Ваша милость, сосуды, по коим кровь течет от сердца и обратно к сердцу, зело изношены, и вам следует их поберечь… вам не следует волноваться, не следует гневаться. Самой малой причины может быть довольно, чтобы они порвались… принц Вюртембергский, которого я пользовал, был в таком же плачевном состоянии, и я также предупредил его, как вашу милость, но он не изволил послушать меня и сел играть в карты. Принц весьма много проиграл, сильно разволновался, пришел в большой гнев и…

– Говори проще, иноземец! Не юли! При чем здесь твой принц? Мне до него нет дела! Скажи прямо – поживу я еще?

– Поживете – ежели не будете волноваться, если воздержитесь от гнева и раздражения…

– И ты туда же! Как же мне не гневаться, коли все вокруг норовят меня обмануть и предать? Как же мне не гневаться, когда кругом меня одни предатели?

– Берегите себя, ваша милость, сдерживайте сердце, коли хотите продлить свою жизнь.

– А если проще – скажи правду, иноземец, врет тот знахарь? Переживу я сегодняшний день?

– Достоверно сие может знать только всевышний, – Якоби поднял глаза к потолку, пожевал бледными губами. – Но, на мой взгляд, никаких особенных причин для скорой смерти нет. Ежели не будете сильно гневаться – переживете и сегодняшний день, и многие другие. Ежели, конечно, на то будет божья воля.

– Вот! – радостно воскликнул царь. – Переживу! А тот чернокнижник болтал… казню его, как только солнце сядет! Велю зашить в медвежью шкуру…

Царь оглядел оставшихся придворных и рявкнул:

– А вы что стоите? Ждете моей смерти, шакалы? Слышали, что дохтур сказал? Не дождетесь! Пошли прочь, ироды! Не желаю более вас видеть!

Царедворцы кинулись к дверям палаты, как перепуганные овцы при виде волка, в дверях получилась толчея. Царь следил за ними со злой усмешкой, в последний миг крикнул:

– А ты, Бориска, останься!

Годунов смиренно поклонился, вернулся к государю, гадая, что может значить такой приказ – опалу или приближение. Государь дождался, пока остальные покинут покои, проговорил:

– Принеси-ка ту игру, что персидский посол подарил. Как бишь она зовется? Тавлея?

– Шахматы, – поправил царя Годунов.

– Один черт. Неси, сыграем с тобой.

Борис принес красивую резную доску, расставил на ней искусно вырезанные фигуры.