– Эй, есть тут кто? Темнеет в лесу, впустите меня до рассвета, ночь переждать, света дождаться!
Донесся изнутри чей-то голос:
– Заходи! – так, по крайней мере, Ирине послышалось.
Ирина дверь толкнула, внутрь вошла.
Темно в лачуге, еще темнее, чем снаружи. В глубине горит тусклая свечка, не столько освещает лачугу, сколько оживляет тени по углам, заставляет их шевелиться, колыхаться.
Перед свечой, спиной к входу, кто-то сидит.
Из-за темноты не разглядеть Ирине хозяина, только кажется ей, что это – старый колдун с белесыми бельмами на глазах. Склонился колдун над старинной книгой, что-то тихо бормочет.
Страшно Ирине – но делать нечего, нужно свой страх превозмочь, преодолеть.
Окликнула хозяина:
– Дяденька, можно я у вас в уголочке посижу, утра дождусь? Я много места не займу…
Пробормотал хозяин в ответ что-то невразумительное, да Ирина не расслышала.
– Что вы сказали, дяденька? – переспросила она.
– Что долги свои надо отдавать!
– Долги? Разве я кому-то должна?
– А как же! Все мы кому-то должны! Должны людям, которые нам добро сделали!
С этими словами повернулся хозяин, на свечку дунул.
Не погасла от этого свечка, а только ярче загорелась, так ярко, что осветила всю лачугу. И хозяина осветила.
И увидела Ирина, что вовсе это не слепой колдун, не горбатый старик, а существо вроде как женского пола и неопределенного возраста, облаченное в лиловый спортивный костюм огромного размера, покрытый пятнами всевозможных оттенков, и кокетливую соломенную шляпку с грязно-голубой шелковой лентой. Рядом с этим созданием на полу лачуги стояла большая пластиковая сумка, из тех, что прежде называли «мечта оккупанта», наполненная какими-то подозрительными свертками и пакетами.
– Ляля? – удивленно воскликнула Ирина, узнав это колоритное существо… и тут же проснулась.
Было уже утро, солнце ярко светило в окно.
Ирина очень отчетливо вспомнила свой сон – и поняла, что в этом сне прозвучала правда: долги свои нужно отдавать. Та же Ляля сделала ей так много хорошего, да что там – жизнь ей спасла, а Ирина про нее и думать забыла!
Она полежала еще немного и осознала, что сегодня суббота, а это значит, что на работу идти не надо, и объяснение с начальством откладывается на два дня. Что ж, это радует.
Она поднялась, приняла душ, хотела выпить кофе – да передумала, решила не откладывать дело в долгий ящик и поехала на Загородный проспект.
И уже по дороге поняла, что явно поторопилась – вряд ли Ляля встает в такую рань…
Выйдя на знакомом углу, Ирина огляделась.
Ей все же очень хотелось кофе.
Совсем рядом она увидела небольшую, судя по всему, симпатичную кофейню и направилась к ней, но, уже войдя, услышала внутри звуки скандала.
– Убирайся прочь! – говорила официантка, сухопарая блондинка средних лет. – Мне после тебя придется не только уборку делать, а еще и дезинфекцию!
– Ну, мне бы только пирожное! – плаксивым голосом отвечала ей обрюзгшая особа в розовой куртке. – Очень я эти пирожные люблю! У меня и деньги есть… ты не думай, деточка, что я попрошайничаю, я тебе заплачу…
Приглядевшись, Ирина узнала Лялю. Та сменила верхнюю одежду – видимо, перешла на летний гардероб. Куртка была когда-то фирменная, но такая засаленная и рваная, что с трудом можно было определить ее первоначальный цвет. На правой поле была большая прожженная дыра, на которую пришита заплата из серого брезента.
«Не иначе, Профессора работа», – усмехнулась Ирина, заметив, как неумело пришита заплатка.
– Не нужны мне твои деньги! – огрызалась официантка. – Я к ним и прикасаться-то не хочу! Еще не хватало – заразу какую подцепить, потом на лечение больше потратишь!
– Ну, зачем вы с ней так сурово! – вмешалась в ссору Ирина. – Она ведь тоже человек!
– А тебе что нужно? – обернулась к ней официантка. – Вроде приличная женщина, а за эту дрянь вступаешься! Сама бы, небось, с ней за стол не села!
– Это вы зря так считаете! – Ирина вытащила из сумки старинную книгу, раскрыла ее на первом попавшемся месте и начала читать с выражением:
– Эй, это что ты такое говоришь? – официантка удивленно уставилась на Ирину. – Ты что это такое делаешь?
– Ничего, книжку читаю… –
– Что… что это… – официантка провела рукой по лицу и этим движением словно стерла с лица злое и раздраженное выражение.