Часовой дождя

«Почему вы стали фотографом?» Этот вопрос Линдену задавали часто. И он не уставал отвечать на него, как и отец не уставал рассказывать историю своего первого спасенного дерева. Линдену самому нравилось вспоминать, как он учился у старого господина Фонсоважа, подарившего ему его первый фотоаппарат, «практику», и как в его жизни появилась «лейка». И все же о некоторых сторонах своей профессии он рассказать не мог. Как, например, объяснить, что фотографировать для него – значит учиться? Ведь его не поймут, решат, что он педант и формалист. Он не стремился никого поучать, не считал, что выполняет некую миссию, не любил, когда стоящие перед его камерой люди начинали позировать. Но это были личные ощущения, которые он не собирался выставлять напоказ и не мог сформулировать. Однажды какой-то французской журналистке, снимавшей его самого для журнала, он попытался объяснить, что фотография – это некий универсальный язык, но эта мысль, произнесенная вслух, ему самому показалась примитивной и фальшивой. Журналистка только улыбнулась. Как ей было объяснить, что все не так просто, что у каждого фотографа есть собственная версия этого языка? Тогда он предпочел сказать, что даже без аппарата в руках мысленно фотографирует все вокруг, что хочет обессмертить все прекрасное или все трагическое, причем обессмертить по-своему, так, как видит только он один.

В эту среду утром, в больнице, он фотографировал отца то на «лейку», то на телефон. В маленькой палате было плохое освещение. Поль проснулся и широко раскрытыми глазами смотрел на него. Из носа у него по-прежнему торчала кислородная трубка. Поскольку лицо было перекошено, Линден не мог понять, улыбается ли отец, но ему хотелось думать, что он больше не страдает. Как всегда, когда в руках у него появлялась камера, слова оказывались не нужны. Он сосредоточился на своей задаче: стал фотографировать руки отца, узловатые и неестественно бледные на желтом покрывале. Врачей все не было. А может, они приходили раньше? Вышколенные медсестры выполняли свою работу. На экранах, висящих над кроватью, ползли красные, зеленые, желтые линии, ритмично мигали цифры. Линден смотрел на изможденное, исхудавшее тело отца в синей больничной одежде. Он знал, что для мамы и Тильи это станет потрясением. Всего лишь за четыре дня Поль страшно постарел, теперь он выглядел куда старше своих семидесяти.