Часовой дождя

Для начала Линден сообщил, что Лоран уже лучше. Видимо, скоро сможет сама его навестить. Она еще слаба, но самое тяжелое уже позади. Отец слегка сощурился, губы вздрогнули и послышался негромкий стон. Линден не понимал, чего хочет Поль. Он наклонился и в нечетком шепоте ему удалось различить слабое «ты». Линден ткнул пальцем себя в грудь. Поль, чуть опустив подбородок, снова застонал. Что он хочет сказать? А, кажется, понял, Поль хочет сказать «он». То есть он, Линден. Как себя чувствует Линден? Поль что-то проворчал и снова слегка кивнул. Линден улыбнулся, довольный, что сумел все-таки понять этот новый язык. Все в порядке, просто немного устал. Он начал говорить про Сену, уверенный, что эта тема заинтересует отца, как совсем недавно, когда здесь была Доминик. Он рассказывал, как Сена доползла до Восьмого округа, совсем как в 1910 году, несмотря на дамбы и насосные станции, установленные муниципалитетом. Еще одно озеро сейчас плещется перед вокзалом Сен-Лазар и вот-вот доберется до улицы Аркад, где соорудили заграждения. Власти взяли сектор в кольцо: вокзал был построен на так называемой «неустойчивой почве», к тому же сейчас, как швейцарский сыр дырками, пронизанной водостоками, подземными переходами, паркингами, линиями метро. Из-за наводнения «проснулся» старый, давно пересохший рукав Сены, который тянулся когда-то от Менильмонтана до Шайо, и все вокруг оказалось пропитано водой. Полностью был затоплен первый этаж музея Орсэ, произведения искусства спасли, но ущерб самому зданию нанесен огромный. Дом радио, здание цилиндрической формы, построенное рядом с Сеной на проспекте Президента Кеннеди, пришлось закрыть, а оборудование эвакуировать. Вокруг самого здания было сооружено нечто вроде мобильных дамб – надувные емкости, которые, наполняясь водой и тяжелея, становятся преградой для подступающей воды, – но вода все равно просачивается в здание. Средства связи размещены на временных площадках-возвышенностях, например, на холме Монмартр, оттуда и велись передачи. Квартал Дефанс оказался полностью отрезан от столицы и погружен в воду, вышедшую из берегов возле моста Нейи. Теперь специалисты заявляют, что город будет парализован еще по меньшей мере недели две. Пик наводнения, судя по всему, наступит завтра или послезавтра. Чтобы не волновать отца еще сильнее, Линден не стал цитировать телеведущих, утверждающих, будто более пяти миллионов человек окажутся лишены воды и электричества. Он также не сказал, что последствия этого наводнения будут в десять раз катастрофичнее, чем в 1910 году. Зато сообщил отцу, что, по словам агента, международная пресса опубликовала его фотографии наводнения. Рассказывая все это, Линден прекрасно понимал: отец, как никто другой, осознает власть природы. Поль внимательно слушал, Линден видел, какой напряженный у отца взгляд. Конечно, ему хотелось бы поговорить о чем-то другом, более личном. Они с отцом никогда не говорили о личном. Как это сделать? Может, стоило спросить у Доминик, она бы помогла.

Появление Мистраль его и обрадовало, и огорчило: он чувствовал облегчение и в то же время досаду, что так и не осмелился поделиться с отцом сокровенным. А Мистраль сияла: у нее для них сюрприз. Догадываетесь, какой? Дед и дядя смотрели на нее в недоумении. Она медленно открыла дверь, за ней стояла бледная, неподвижная Тилья. Увидев отца, она залилась слезами. Мистраль за руку втянула ее в палату, подвела к кровати. Не переставая плакать, не в силах произнести ни слова, Тилья стала целовать руку отца. Убедить ее было непросто, прошептала Мистраль на ухо Линдену. То есть сначала это была идея самой Тильи, ей хотелось прийти, но когда они уже вошли в больницу, мать испугалась. Она резко побледнела, ноги подкосились, ей пришлось сесть, она сказала, что вернется в гостиницу. Они сидели в холле очень долго, Мистраль все-таки удалось ее уговорить. Как обычно, глядя на сестру, Линден испытывал нежность и волнение: эта женщина была комком нервов, неуправляемой, непредсказуемой. Лицо отца казалось не таким перекошенным – возможно, Линден просто привык? Поль стонал, и это было так трогательно и так мучительно. Линден схватил свою «лейку»: какое удобное оправдание, можно и спрятаться за фотоаппаратом, и защититься.

Несколько минут спустя, когда он ушел, оставив с отцом Тилью и Мистраль, возле лифта он встретил Доминик. Поколебавшись, он все-таки задал этот вопрос: как заговорить с отцом? Он запинался и сам себе казался смешным. То есть заговорить о чем-то важном и серьезном, а не просто рассказывать про наводнение и плохую погоду. Но Доминик поняла его правильно. Они сели в лифт вместе, а потом прошли по холлу до выхода на улицу Сен-Жак. Она объяснила, что иногда близких пугают гримасы и странные звуки больного, перенесшего инсульт. Она предложила для начала говорить, глядя в окно, повернувшись к отцу спиной. Понемногу можно привыкнуть. Линден не решился признаться, что пугают его не внешние проявления, а сам факт откровенного разговора с отцом. Он поблагодарил ее и попрощался.