Часть истории (СИ)

Гарри умоляюще посмотрел на Рона. Нет, только не сейчас. Сейчас он не хотел ничего рассказывать. Никому. Тем более неугомонным близнецам, которые непременно захотят узнать как можно больше подробностей. За столько лет дружбы «Золотое Трио» научилось чуть ли не мысли друг друга читать, понимать другого по мимолётному взгляду и чуть заметному движению. И сейчас Рону хватило несчастного вида друга, чтобы принять на себя обязанность посвятить всех желающих в подробности о визите министра.

— Ладно, Фред, Джордж, если вы настаиваете, тогда пойдёмте, я расскажу всем сразу.

Они вошли в дом, и Рон повёл братьев в гостиную, где сейчас слышался нестройный гул голосов и где недавно они беседовали со Скримджером. Гарри увидел, как все в ожидании посмотрели на Рона: Гермиона, скорее всего, отказалась рассказывать сама. Он улыбнулся. Рон любил внимание и собирался получить его в полной мере.

Поттер развернулся и пошёл в их с Роном комнату. Хоть «Нора» и не была его домом, здесь он провёл лучшее в своей жизни время. За исключением, может быть, Хогвартса. В комнате было душно. Гарри подошёл к окну и распахнул его.

Солнце садилось, выкрашивая небо во все оттенки жёлтого, розового, голубого и сиреневого. Глаза слепило. Немного привыкнув, он посмотрел прямо на солнце. Если долго на него смотреть, кажется, что оно крутится. Гарри вспомнил про письмо. Где оно? Ах да, положил его в карман джинсов. Он достал конверт и покрутил пергамент в руках. Сердце билось как сумасшедшее, готовое выскочить в любое мгновение.

«Что такое? Я же уже получал письма от Дамблдора, разве нет? Так в чём сейчас дело?» — «В том, что тогда Дамблдор был жив, а сейчас — нет». — «Ладно, открываю на счёт три. Раз…» — «Три! Открывай, давай». Этот диалог с самим собой помог понять, что именно нужно сделать. Нужно открыть конверт и прочитать то, что написал директор. Там могли быть сведения, которые помогли бы выиграть войну или ещё что-нибудь важное, или…

Одним точным движением Гарри сломал печать. В конверте был только один лист. Он был точно такой же, как и тот, который Поттер получил шесть лет назад, где было приглашение в школу чародейства и волшебства Хогвартс: желтоватый, плотный. Но написано это письмо было не зелёными чернилами, а простыми чёрными.

Гарри повертел лист, посмотрел с одной стороны, с другой, проверил его на наличие скрывающих чар и произнёс заклинание, выявляющее прозрачные чернила. Нет, ничего. Здесь действительно была только одна строчка.

«Прости меня, Гарри. Прости за всё».

Простить? За что простить? Опять эти загадки. Даже из могилы Дамблдор всё ещё вёл свою игру. Скримджер ошибся — партия ещё не была окончена. Гарри оторвал взгляд от пергамента. Солнце ушло за горизонт, а вместе с ним ушли и краски заката. Остались только голубой и серый. Как быстро идёт время! Кажется, только вчера он узнал о существовании волшебного мира, о Хогвартсе, попал в Гриффиндор и нашёл друзей. Кажется, что только вчера он был одиннадцатилетним мальчонкой, радующимся рождественским подаркам, которые и не надеялся получить. Но вот он совершеннолетний, «мужчина», как выразилась миссис Уизли… и впереди его ждёт неизвестность. И есть лишь два пути: умереть или убить, стать мучеником или палачом.

Гермиона и Рон застали Гарри стоящим у окна и смотрящим в бесконечную даль. И они, как всегда, молча встали по обе стороны, смотря туда же, куда смотрел он, пытаясь увидеть то, что он видел.

Гарри обернулся и, увидев друзей, улыбнулся. Их глаза были полны тревоги, заботы и понимания. Они любили его, а он любил их. Это было самым главным — любить и быть любимым, особенно для Гарри, который был лишён этого и семьи всё своё детство. Теперь его семьёй были Рон и Гермиона.

Они уселись на кровать Рона. Наконец, тот не вытерпел и выпалил:

— Так что там с письмом Дамблдора?

Гарри криво усмехнулся и протянул пергамент друзьям. Они, толкаясь, как дети, чтобы лучше видеть, начали читать, при этом Гермиона чуть ли не лежала на Роне. Через несколько мгновений Рон недоумённо посмотрел на Гарри. В его взгляде читалось искреннее непонимание.

— И что, это всё?

Гарри передёрнул плечами, мол, как видишь. Гермиона же продолжала смотреть на пергамент. Поводив над ним палочкой, она объявила:

— Прозрачных чернил нет, скрывающих заклятий тоже. Здесь только то, что написано, — она подняла глаза на Поттера. — Гарри, за что профессор Дамблдор мог просить у тебя прощения?

Гарри округлил глаза:

— Гермиона, ты знаешь всё, что знаю я, ведь я рассказывал вам обо всём, что происходило на наших занятиях.

— Но ты мог забыть что-то, — настаивала она, — или же просто не рассказывать. Каждый имеет право на личную жизнь.

Поттер промолчал. Конечно, у него была личная жизнь, и не всеми её аспектами он делился с друзьями. Но и они, в конце концов, не всё ему рассказывали. Например, то, что они уже на протяжении некоторого времени были больше, чем друзья.

— Ладно, — Гермиона решила сменить тему, — ты не знаешь, за что Дамблдор просит прощения. А что со снитчем?