Часть третья (СИ)

Жестокий грузин Джугашвили на протяжении тридцати лет топтал твою грудь, подрезая жилы и наслаждаясь реками крови, боготворивших его граждан. Он был лидером русской нации, хотя ни одного русского слова не мог произнести без грузинского акцента. Он был духовным сыном кровавого маньяка с бородкой задранной кверху и даже перещеголял его. Он уничтожил не тринадцать миллионов, как Ленин, а все шестьдесят, а может и того больше безвинных людей, наших отцов и дедов. И оба их трупа до сих пор на Красной площади -- главной площади страны. И многие люди, не вышедшие из комы, считают их гениями. Да, они гении, только чего? Добра? или зла? История робко начинает раскрывать глаза на правду. Она все еще ждет, когда уйдут те, кто со дня рождения находятся в состоянии комы и считают головорезов благодетелями и даже гениями.

Семейный клан бывшего руководителя организованной преступной группировки, теперь уже во главе с Артутром ринулся на рынок, пытаясь удержать этот рынок в своих руках, но теперь война приняла совершенно другой характер. Артур был застрелен у своего дома буквально через неделю после убийства Тамилы. А через три дня без вести пропал Заур.

Гиви, отец Артура и Тимура одним из первых бросил разумный клич: пора возвращаться домой, пока живы. Зачем трупы возить в такую даль.

Похоже, в стране начали происходить позитивные изменения, иначе как объяснить, что за границей очутились самые богатые евреи Гусинский и Березовский, Мавроди, за которым началась охота.

Гостиница, вернее один из ее корпусов, оказался брошенным, четырехкомнатная квартира пребывала под замком и никто не претендовал на владение ею.

Мелкие сошки из бандитской группировки, такие как Володя Струбе, да Бахтияр -- это то жалкое, что осталось от могущественного клана. Струбе накурился до такой степени, что не помня себя, вышел навстречу движению и был раздавлен движущимися машинами, как бездомный щенок. Бахтияр бросил свои магазины и растворился в неизвестности.

Дима Бельмега, случайно затесавшийся в банду и чудом избежавший бандитской пули, расхаживал теперь спокойно, хоть и с некоторой озабоченностью по поводу материального благополучия. Он никого не убивал, не участвовал ни в каких драках, ни с кем из противников не вел никаких переговоров, а имел дело исключительно с прокуратурой и в особенности с милицией. Он у Тимура был посредником между бандитами и властью.

Его супруга Марина уже ходила в тяжести. Дима оберегал ее, как мог, и старался не посвящать в возникшие проблемы. Он аккуратно приносил домой деньги, с шиком приезжал на слегка подпорченной машине "Волга" в одной руке волоча сумку с продуктами, а в другой цветы.

-- Ты, почему так поздно? -- спрашивала Марина, нахмурив брови.

-- Да я сидел в приемной Путина, -- уверенно заявил Дима. -- Там народу, не продохнешь. Я сперва шел прямиком, не обращая ни на кого внимания, да перед самой дверью мне преградила путь женщина с повязкой, оказалось, что она активистка этой очереди и следит, чтоб никто на халяву не пролез. Я тут и остановился и стал ощупывать карманы в поисках удостоверения. А его и след простыл: нет удостоверения и все тут.

-- Но Дима, ты все мило шутишь. Какое там удостоверение? Они, эти удостоверения продаются на каждом шагу. Даже дипломы можно приобрести. Я ведь собираюсь купить диплом кандидата наук. А что? ты по приемным мотаешься, с президентами за ручку здороваешься, а я, хуже тебя что ли? Отвали мне одну тысчонку и дело в шляпе: твоя жена не просто студентка четвертого курса факультета журналистики, а кандидат... юридических наук, а то и медицинских. Практику буду проходить на тебе. Вырежу твои шарики и посмотрю: годишься ты в мужья или не годишься.

-- Но, но, Мариночка, солнышко мое ясное, лучик света в темной келье, я... на такую прахтику не могу согласиться при всем моем уважении и при всей моей великой любви к тебе. А что касаемо тысчонки, то чичас посмотрю, -- сказал Дима, доставая свой портмоне. Но там было всего двадцать долларов. -- Знаешь, повелительница моя, я все денежки отдал прокурору Дупленко, он теперь прокурор города, второй человек после Лужкова, или Лужмана, как его иногда называют. Он у меня занял.

-- И что не отдает? Я позвоню Светлане, она ему даст под хвост, -- произнесла Марина и тут же взялась за телефонную трубку.

-- Не надо, моя дорогая, прошу тебя. Я, знаешь, пошутил малость, прости.

-- Ах, так ты мне соврал! Ну, бесстыдник! Если будешь мне врать, -- я разлюблю тебя. А пока, на этот раз прощаю тебя, ты голоден как волк, по глазам видно. Переоденься, вымой руки и садись к столу: соловья баснями не кормят. Знаешь, кто сказал это?

-- Это говорил покойный Тимур, -- как ни в чем ни бывало, произнес Дима и стал снимать пиджак.

За столом он сидел, как солдат в армии и все что подавала Марина, уничтожал.

-- Рюмочку не мешало бы, -- осторожно произнес Дима, зная, что лучше попросить, чем самому лезть в холодильник.