Часть третья (СИ)

Марина была на четвертом месяце беременности, и свои супружеские обязанности она исполняла добросовестно и с большим воодушевлением. Отсюда исходило стремление прощать мелкие грешки Диме, кормить его добротной пищей и налить рюмку -- другую, если он просит.

Несмотря на то, что она уверовала в свои способности заглядывать в душу человека и отчетливо видеть, что там творится, внутренняя борьба мужа проходила мимо нее. Когда она, после жарких объятий, сладко засыпала, Дима ломал голову, где же завтра достать денег, что б не раскрылась голая правда перед глазами Марины. С ней может быть истерика. Она, не помня, что делает, выгонит его из дому, а он так ее любит, он просто не сможет без нее жить.

" Я кругом должен. Даже некоторым женщинам. У кого мне одолжить еще хоть пять десять тысяч долларов? -- размышлял он, лежа рядом с Мариной, лежащий на спине с раскинутыми ручками и ножками. -- Борису я должен, кажется, уже восемьдесят тысяч, а у него я мог бы взять в долг до...лучших времен. К Дупленко не подойдешь: жадность его мучает. А, небось уже миллионер. И сестра у меня учится в институте. И обучение у нее платное, это не то, что было раньше, куда бы завтра поехать, к кому обратиться за помощью?"

Дима ворочался, думал, размышлял, но верного решения так и не нашел.

Рано утром, Марина еще спала, он тихо поднялся, прошел на кухню, выпил чашку кофе и, оставив записку на кухонном столе о том, что к десяти его ждет президент, а он должен быть первым в очереди, ушел из дому.

По дороге Дима вспомнил владельца прачечной Карапетяна и направился в сторону Водного стадиона на другой конец города. Карапетян просил за свою прачечную, а ее можно было переоборудовать под складские помещения для хранения тушенки и даже три магазина, оснастив их предметами домашнего быта, -- пятьдесят тысяч долларов. Это пустяковая сумма. Он же брал у Бориса шестьдесят тысяч в долг, не вернул, правда, но разбогатеет -- вернет, но проблем, а почему бы этому Карапетяну не подождать годик-два, пока он, Дима Бельмега, не разбогатеет и тогда все отдаст. Да еще проценты прибавит.

Карапетян оказался на месте, да еще обрадовался ему, как покупателю.

-- Так дэнга нужна, так нужна, -- сказал он Диме, -- если твоя тут же отдает дэнга, я уступаю еще пять тышш. Итого сорок пять тышш, и весь здание твое, делай, что хочешь. Бордель можешь организовать. Прибыльное дэло я те скажу. Ну, по рукам?

-- По рукам, а как же, -- с радостью произнес Дима, -- только, у меня сейчас, в сию минуту нет денег.

-- Поезжай домой, привези.

-- И дома нет, -- простодушно сказал Дима.

-- Ти что, смеешься надо мной? Ти прохвост, дурачок?

-- Да нет, это совсем не так. Президент Путин мой друг, а с Лужковым я в бане парюсь, -- сказал Дима, гордо задрав голову.

-- Ти, значит, оттуда, сверху?

-- Да, а как же.

-- Если так, я тебе этот прачечный дарить, но только после того, как ти мне сдэлаешь один дэло.

-- С удовольствием. Что надо сделать -- говори.

-- Мне нужен допуск на участие в конкурсе покупки завода. Я завод куплю дешево, за два тысяч доллар. А прибыль этот завод двадцать тысяч в месяц, а потом и все двести.

-- Завтра я буду у Лужкова и решу этот вопрос, -- сказал Дима, протягивая руку Карапетяну.

-- А как я буду знать, что ти договорился? -- спросил Карапетян.

-- Я сам к тебе приеду, -- пообещал Дима, огорченный, что халтура не вышла.

33

Никто не заметил исчезновения молодой женщины Тамилы, которую лишили самого ценного: права на жизнь. Если муравей вышел за добычей из огромного муравейника, а потом заблудился, или его кто-то раздавил чисто случайно по пути за добычей, никто этого не заметит. На следующий день с раннего утра муравьи, как обычно отправятся на поиски пищи и за стройматериалом для своего муравейника.

Так и Тамила. Вышла из дому и не думала, что больше не сможет вернуться обратно в свою квартиру.

Где-то за тысячу с лишним километров были родители. Они через полгода, через год забили бы тревогу. А пока... хорошо: был друг -- единственный и потому бесценный в этом огромном человеческом муравейнике. Это Борис.

В день ее убийства Борис вернулся домой довольно поздно, около девяти вечера. Матильда встретила его, как обычно: расцеловала, поухаживала за ним и пригласила на ужин. Она не задавала лишних вопросов: где был, почему так поздно вернулся, почему не позвонил, и это всегда обезоруживало Бориса. Он сам стал чувствовать вину перед ней и уже хотел объясниться.

-- Не надо ничего говорить, я знаю, что у тебя были неотложные дела, даже позвонить мне не смог, -- сказала она, сидя напротив и любуясь тем, с каким аппетитом муж уплетает все, что она подала на стол. -- Тут звонила твоя знакомая Тамила, жена Тимура. Она обещала быть к определенному часу, но не пришла, может с ней сучилась оказия какая, позвонил бы ей.

Борис тут же схватил трубку и набрал номер Тамилы. Гудки были, но трубку никто не поднимал. Это насторожило Бориса. Куда она могла деваться? обычно она не выходит из дому, да и уходить ей некуда.

-- Нет ее дома.

-- Может, вышла на прогулку, подожди немного, -- сказала Матильда.