Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)

— Вы, конечно, можете иметь свое мнение, — сказал матрос. — Что корабль получил течь, о таком приходится порой слышать; и — что не удалось найти способ поддерживать его на плаву, пока пробоину не заделают. Но с кораблем, о котором я вам рассказываю, приключилась другая история. Он начал тонуть… и никто так и не узнал, по какой причине. Команда спустилась в шлюпки, а ведь не было никакой аварии, поскольку море оставалось спокойным. Мы ждали окончательной гибели корабля — мы ведь были в открытом море, никому и в голову не пришло, что можно на шлюпках добраться до берега. Мы бы все неизбежно погибли, если бы не встретили случайно одно судно, которое и выудило нас из воды, пока еще не стало слишком поздно… У нас, значит, было достаточно времени, чтобы попрощаться со своим кораблем. Сперва погрузилась в воду его кормовая часть. Потом он начал крениться набок. Мачты, паруса, такелаж опрокинулись в воду…

Я вздохнул.

— Море клокотало там, где корпус корабля погрузился в воду, — рассказывал матрос, — но галеонная фигура не хотела опускаться на дно. Прямостоящая, оставалась она над водой. Эта фигура была человеком, пышнотелой женщиной — искусно вырезанной из дерева, раскрашенной в натуральные цвета, с ног до головы обнаженной. Она не хотела тонуть и все еще поддерживала на плаву захлестываемое водой судно. Мы должны были выдержать это зрелище. Мы выдерживали его час. Мы выдерживали его несколько часов. Потом наше терпение лопнуло. Подплыли две лодки. И вот стоит эта женщина — огромная, высотой с двух мужчин, осязаемая. Мы ощупали ее. И схватились за топоры. Вонзили сталь в ее груди, в бедра. Раскроили ей череп и живот. Только когда мы изничтожили статую, корабль смог полностью погрузиться под воду. Мы переглянулись, с искаженными лицами, — когда всё уже было позади. Посмотрели на лезвия топоров. И увидели, что они красны от каплющей крови…

— Это ложь, — сказал я твердо.

— Я сам нанес ей первый удар, в левую грудь, — настаивал матрос. — И ощущение от того удара до сих пор сохраняется во мне. Будто я рассек живую плоть.

— Корабль носил имя «Лаис», — сказал я.

— Откуда вы знаете? — спросил матрос.

— Это был трехмачтовый парусник, — сказал я.

— Правильно, — подтвердил изумленный матрос.

— Построенный из дуба и тика в Хебберне на Тайне, старым мастером Лайонелом Эскоттом Макфи, — сказал я.

— Это был новый корабль из дуба и тика, — уточнил матрос.

— Я был свидетелем, как он затонул, — сказал я.

— Что ж, — сказал матрос, — если вы были свидетелем, вы должны знать, что мы убили галеонную фигуру — точно так, как я рассказал. Что ее деревянное тело кровоточило, и мы все чуть с ума не сошли.

Он твердо посмотрел на меня. Я не смог выдержать его взгляд. Под пеплом настоящего еще теплился жар прошлого. Событие, которое потрясло этого человека, в то время юношу, и преобразило его чувственное восприятие. Я устыдился своего маловерия. Я вспомнил, как не мог сойтись с Тутайном во мнении относительно галеонной фигуры. Как всего две или три недели назад описал в этой самой тетради наш спор о ней. Как наш кок в свое время сказал, что, если поцарапать деревянную обшивку корабля, из досок начнет сочиться кровь. И вот теперь матрос высказал очевидное: тогда был убит человек. Могли я отрицать убийство моей возлюбленной — насильственную смерть Эллены? В самом ли деле мои воспоминания лучше или правдивее, чем воспоминания матроса? А мои глаза — надежнее, чем его глаза? И разве правда о тех событиях не потеряла силу за давностью лет?.. Я тихо сказал:

— Всё так и было. Так и было.

Матрос откликнулся:

— Я знал, что вы согласитесь со мной, как только преодолеете стыд.

Теперь, почувствовав себя свободнее, я смог взглянуть ему в лицо. Я попытался его узнать. Я сказал:

— Уж не один ли вы из тех двух матросов, которые хотели заниматься христианским мореходством^{134} вместе, вдвоем, на одних и тех же судах? Мы их еще прозвали Кастором и Поллуксом^{135}. И им нравились эти имена.

Он ответил:

— А вы не жених ли той самой капитанской дочки, про которую говорили, что галеонная фигура будто бы сделана по ее подобию?

Я вздрогнул. И с трудом выдавил из себя:

— Думаю, Эллена была постройнее.

Он снисходительно улыбнулся:

— Тогда мы ценили пышную плоть.

Я залился краской. И спросил:

— Вы Кастор или Поллукс?

— Поллукс, — сказал он.

— А что стало с Кастором? — спросил я. — Неужели вы отказались от совместных плаваний?

— Очень скоро, — ответил Поллукс.

— Вы поссорились? — спросил я.

— Альвин^{136}, то есть Кастор, нанялся слугой к судовладельцу, — сказал матрос.

Я задрожал всем телом.

— Расскажите об этом, — шепотом попросил через стол.