Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Только теперь, услышав его отповедь, я вспомнил, что более не готов раскрываться перед ним. Что касается почти заглохшего желания, чтобы он был мне товарищем, то я хотел — и почти осуществил это — такое желание в себе задушить. Мне не хватало злобной раздражительности, подлинно враждебного чувства. Мне в буквальном смысле пришлось применить к себе насилие, чтобы произошло мое отчуждение от Аякса. Я при этом следовал головному стремлению, а не подлинной потребности. Неожиданно, словно бросая вызов, я сказал:

— Моя жизнь уже в прошлом, твоя — в будущем. К сожалению, с нашей общностью дело обстоит именно так. Ты, наверное, возразишь, что у меня остались нереализованные желания. — Конечно. Такое никогда не кончается: мы хотим приникнуть к чьей-то груди, потому что всякие горести, стыдные для нас обстоятельства, даже наше стремление к справедливости и покою не прекращаются никогда. Наши лицевые мышцы хотят смеяться и плакать — до тех пор, пока наш дух регистрирует качания маятника в ту и другую стороны. Но что значит такой импульс, порожденный мгновением? Как глубоко он проникает в нас? — Можно быть старше, чем я сейчас, и все же ощущать блаженство, которое заключается в том, что ты ласкаешь девичью грудь. Жизнь долго оставляет в нас столько внутреннего жара, что мы радуемся, если у нас под боком — рядом с нами в кровати — есть кто-то, кого можно обнять. Мы не равнодушны к теплу другого человека. Мы больше не разборчивы и охотно разделим такое драгоценное мгновение даже с незнакомцем — лишь бы он был приятным для нас, молодым! Ах, мы не будем придирчивы, мы едва ли станем приглядываться, какими качествами одарила его Природа. Нас вполне удовлетворят аромат свежей кожи; соответствие самым поверхностным представлениям о человеческой привлекательности; мягкие, будто ластящиеся мышцы; решительная готовность отдаться… Но мы знаем, что мы обманщики. Мы теперь принимаем всерьез только собственное удовольствие, но не душу другого человека. Настоящие избранники нашего сердца, спутники нашего прошлого, которых мы изучали лучше, с большим рвением, чем теперешних случайных возлюбленных, — вот им мы хотели бы хранить верность, да только они от нас отдалились: лежат в могилах, или уже несут на себе приметы распада, или, как и мы, задыхаются под грузом былого и не-исполнившегося. Мы больше не хотим хранить верность кому бы то ни было. Мы — жалкие нищие, протягивающие исхудалую руку за подаянием. — Но для нас возможно и просветление: если мы твердо решим, что больше не хотим нищенствовать, что мы находим разумным уклоняться от случайных соприкосновений, что мы отказываемся от красивых бедер, от загадочных взглядов молодых людей. — Мы и хотели бы обманываться, но больше не можем: девушки или юноши, если они прислуживают старику, ожидают, что им за это заплатят.

— Ты вовсе не старик! — возмутился Аякс. — И мое предложение не было столь постыдным, каким ты изображаешь его.

— Я на пути к старению, — спокойно ответил я. — Я вам не ровня. Мои чувства еще способны радоваться внешнему облику того или другого человека. Я этого никогда не отрицал. Наоборот, я слишком часто повторяюсь… Почувствовать чье-то очарование — уже одного этого достаточно, чтобы увядшее лицо исказилось гримасой удовольствия. Мои глаза не настолько ослепли, чтобы я не замечал привлекательности Оливы. И разве я когда-нибудь говорил тебе, что твоя внешность мне неприятна? В моем возрасте человек прощает Природе многое. Человек прощает ей то, как она обращалась с его «я»: какие невыразимые порывы пробуждала под этой оболочкой — посредством внезапных криков или долгих увещеваний. — Но я больше не желаю прислушиваться к таким голосам. Я хочу им противиться. Я больше не допущу, чтобы какой-то злой дух гонял меня по тесному кругу. Мой разум подсказывает, что вокруг меня продолжается жизнь; но там, где нахожусь я, все безнадежно и пусто. Я хочу разрушить это заклятие! Правда, я не знаю соответствующую волшебную формулу. Этот лабиринт — я не хочу в нем погибнуть — я хочу добраться до выхода. Разве у меня больше нет права самому принимать решения? Разве на крышку моего гроба уже падают комья земли? Переживаемый мною кризис пройдет… он должен вскоре пойти на спад! — Вы же… вы двое созданы друг для друга, и ни один из вас не создан для меня. А свое скромное желание — иметь возможность время от времени погладить руку кому-то из вас двоих — я как-нибудь в себе подавлю.