В самом деле: много ли счастья вечно копаться в крови и грязи? Не стервятники же они, чтобы получать от этого удовольствие? Артур Логов – тоже неудачник? Почему-то он мне таким не казался… В чем разница между ними? Увлеченность тем делом, которым они занимаются, красит ли она? Логову работа явно была в радость. Может, ему удавалось не замечать трупного запаха и разлагающейся плоти, сосредоточившись на головоломках? Мне ведь самой понравилось распутывать хитроумные узлы, сплетенные криминальными умами! А Никите, похоже, не особо…
Когда я, выскочив перед ним, как чертик из табакерки, перегородила путь, Никита шарахнулся, и на мгновение лицо его стало собранным и даже злым. Но, узнав, он взглянул на меня глазами больной собаки. Честное слово, его протез научился выражать те же чувства, что и живой глаз!
– Что с тобой? – вырвалось у меня.
– Ничего такого. – Он опустил взгляд и уставился на пирожок, который не решался доесть в моем присутствии.
Я заверила, взяв его под руку:
– Жуй спокойно, меня не стошнит. Проведешь меня в допросную? Логов там рвет на части предполагаемого убийцу, я хочу полюбоваться зрелищем.
– Что?! – Никита остолбенел и пришлось силой сдвинуть его с места.
Швырнув остаток пирожка в урну, он процедил:
– Значит, вы его взяли? Без меня…
– Так получилось. – Я почувствовала себя виноватой.
Покопавшись в сумке, я нашла пачку влажных салфеток, достала одну и протянула Никите. Он вытер руки с таким мрачным видом, точно смывал чужую кровь. На меня он старался не смотреть.
– Знаешь, иногда мне кажется, что Логов вообще забывает о моем существовании. Ему хватает тебя.
– Ты ревнуешь?! – восхитилась я.
– Нет! Что за бред? Он же не женщина…
– Ревность проявляется не только в любви.
Это прозвучало несколько наставительно, и я смягчила тон улыбкой, но Ивашин ее не заметил. Сейчас он выглядел еще более несчастным, чем до встречи со мной. А я-то думала, Никита обрадуется мне…
– Ну извини, что так вышло. Мы не особо и подозревали этого парня, а он бросился бежать – сам себя выдал.
– Вот видишь, – голос Никиты наполнился горечью, – а я даже не понимаю, о ком именно ты говоришь.
– Максим Вершинин, продавец магазина «Художник», – пояснила я. – Это он зазвал Стеллу – Галю Трофимову – на вписку. Сейчас Артур допрашивает его.
– Ясно.
– Ну не злись! – Я пихнула его в бок. – Пожалуйста.
– При чем тут злость? Я просто чувствую себя лишним.
Господи, он явно пытался заставить меня расплакаться от жалости к себе… Это была нечестная игра, но у меня язык не поворачивался упрекнуть его в этом. В конце концов, Никите сейчас действительно приходилось еще труднее, чем мне: у меня был Артур. А он лишился даже Сережки, который теперь не высовывал носа из дома. Логову никак не удавалось дожать скинхеда – на чистосердечное признание тот не шел, а другие свидетели строили из себя дураков: нигде не был, ничего не видел. Оставалось ждать суда, чтобы предъявить показания Сереги Малышенкова. А до той поры Логов запретил ему даже по телефону болтать, не то что выходить на улицу. Наверное, он там уже с ума сходил…
Но я не успела найти нужные слова, чтобы подбодрить Никиту, потому что в этот момент из дверей Комитета вылетел Артур. В глазах его горел уже знакомый мне охотничий азарт.
– Поехали, поехали, – выкрикнул он на бегу, даже не удивившись.
Потом на секунду притормозил и, бросив взгляд на Ивашина, мгновенно оценил ситуацию:
– Ты тоже.
Надо было видеть, как Никита просиял. В этот момент он как никогда был похож на ребенка – такого милого, что у меня просто сердце зашлось от нежности. Передо мной был малыш, который уже не надеялся получить подарок от Деда Мороза и вдруг обнаружил под елкой огромный блестящий сверток… Я готова была расцеловать Артура за то, что он оказался гениальным психологом.
– Куда мы? – спросила я, привычно юркнув на пассажирское сиденье впереди.
Никита забрался назад и шумно сопел от радости. Включив зажигание, Логов пояснил:
– Нужно срочно найти Лизу.
– Прохоренко? Опять?
– Это она организовала ту вечеринку, – проговорил Никита вслух, но больше для самого себя. Мы и так это знали.
– Разве она не все нам рассказала?
Честно говоря, мне совершенно не хотелось встречаться с ней после ее лесбийских намеков. Но Артур не услышал меня. Когда он так уходил в себя и что-то напряженно обдумывал, я старалась не мешать, ведь обиднее всего потерять ход мыслей. Со мной такое тоже случалось, и потом хотелось вопить от злости и кусать локти. Я знала, что он все выложит, когда сам разложит по полочкам, и решила не отвлекать его.
Тем более мне не терпелось продолжить рассказ, который начала писать вечером, и я уткнулась в телефон. Меня все сильнее затягивала возможность жить параллельно в двух мирах, которые никак не пересекались. Ну, может, крошечные точки соприкосновения и были, но постороннему они не бросились бы в глаза.