Частицы магии. Огонь

– Они еще говорят, я не прав? Я не позволю, чтобы моими требованиями пренебрегали. Во все времена мужчина был у руля, он руководил и мыслил. Так что оставь эту непосильную работу тем, у кого есть мозги! Выходить на улицу, когда вокруг такое! Ты что совсем…

Внутри все взорвалось, я подняла на Клауса пылающий взгляд и выпалила голосом, который мог бы принадлежать разъяренному Фералу:

– Не кричи на меня!

Если бы это произошло в Трехмирье, изо рта, вместе со словами вырвался бы столб пламени, превратив Клауса в пылающее полено. Но даже без огня моя вспышка заставила его отшатнуться.

Пару секунд он смотрел на меня слегка ошарашенный. Жвалки играют, пальцы все так же сжимаются в кулаки, а ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. Взгляд впился в меня, словно надеется продырявить.

Списала это все на волнение. Когда я слишком долго собирала хворост и затемно возвращалась из леса, мать тоже ругалась, хоть и не так бешено.

Клаус помолчал, посылая мне разъяренные взгляды, потом сделал глубокий вдох и сказал уже спокойней, но с тем же нажимом:

– Нет, Фил, ты посмотри? Она еще и огрызается. Ну ладно, бабские штучки, колготки, бигуди. Но за рулем, ты видел их за рулем? А открытия? Хоть одно открытие женщина сделала? Назови, давай, назови.

Он так резко развернулся к Филу, что тот отшатнулся и сказал, видимо, первое, что пришло в голову:

– Кюри…

Лицо Клауса скривилось.

– Она с мужем работала, – произнес он брезгливо. – Ты давай, одиночных. Чтоб сама, все сама. Что, нет?

– Ну, – протянул Фил, быстро приходя в себя и тоже отшагивая к дивану. – Вообще-то, ну… первый язык программирования, который кобол, если не знаешь, изобрела Грейс Хоппер. И пилу циркулярную какая-то Бэббитт придумала. И силикон тоже женщина, к вай-фаю отношение имеет… И Гипатия… Ну и вообще, много кого…

Когда перевела взгляд на Клауса, тот смотрел на Фила с нескрываемой ненавистью. Глаза на выкате, щеки в красных пятнах, губы сжаты в полоску, словно боится раскрыть рот и наговорить гадостей. Хотя гадости из него лезут, даже когда он их говорить не хочет.

Казалось, он сейчас воспламенится и прожжет хакера взглядом до самых костей. Прошла вечность, прежде, чем его кожа снова обрела бледно-аристократический цвет. Клаус провел ладонью по лбу, вытирая невидимую пыль, и проговорил уже спокойней:

– Это мелочи. Я говорю о серьезных вещах. Агата, впредь, если захочешь куда-то выйти, будь добра, спрашивай у меня. В конце концов, ты в моем доме. Ты гость. А святая обязанность хозяина, защищать гостей.

Я пробормотала:

– Старая песня.

– Что, прости? – не понял Клаус и внимательно посмотрел на меня.

Поежившись, ответила:

– Песня, говорю, старая. Туда не ходи, то не делай.

– Верно, – согласился он. – И желательно еще отвечай, только когда спрашивают.

Мне стало обидно. Только что сбежала из настоящего плена, от «костюмов», которые церемониться точно не собирались, а тут Клаус орет, как прокаженный. И некому заступиться, Фил молчит и поглядывает на предмет, похожий на компьютер. Только у этого с одного края прилеплена пластина, на которой множество квадратиков.

Я проговорила хмуро:

– Ты похож на мужчину из Нижнего поречья.

– Да? – спросил он, приподняв бровь. – Это чем же?

– Готов втоптать женщину в грязь, лишь бы доказать свое превосходство, – ответила я. – Да только не велика заслуга.

Глаза Клауса сверкнули, крылья носа колыхнулись, а рот искривился, словно ему на палец наступила корова. Он резко шагнул ко мне и наклонился так близко, что ощутила его дыхание на лице.

– Ты ничего не понимаешь, – процедил он, впившись пальцами мне в плечи. – Ничего. Этот мир не такой, как ваш. И глупо, очень глупо не слушать тех, кто знает о нем больше.

Кожа, где сжались его пальцы потеплела, в груди вспыхнула новая порция негодования вперемешку с волнением, которое пока не могу объяснить.

Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.

– У меня останутся синяки, – сказала я тихо, но четко.

Клаус наклонился к самому уху, опалив горячим дыханием, от которого по шее пробежали мурашки. В груди ухнуло и сердце пустилось вскачь. Пока я судорожно пыталась понять, что со мной происходит, Клаус прошептал:

– Агата, слушай меня. И обещаю, с тобой ничего не случится. Только так, и никак иначе.

От его близости меня бросило в жар. Если сын пастуха вызывал умиление и что-то сестринское, а от Ферала всю трясло от ужаса, то Клаус заставил волны жара прокатываться одну за другой, скручиваясь в тугой комок внизу живота. На секунду показалось, что он вовсе не ненавидит меня, и это всего лишь маска в какой-то непонятной игре.

Я шумно сглотнула и спросила шепотом:

– Ты меня совсем не боишься?

Подмирец разжал пальцы и отстранился, лицу вернулось привычное надменное выражение.

Он сделал шаг в сторону и бросил на меня холодный взгляд.

– Я не боюсь женщин, – сказал подмирец и развернулся к лестнице. – Я кое-что разузнал. Сиди тут, я сейчас. Фил, последи за ней.

Едва Клаус ушел, громко топая по лестнице, Фил метнулся к похожему на компьютер предмету. Сграбастав его, увалился на диван и довольно забарабанил пальцами по квадратикам.