Частицы магии. Огонь

– А ты готова влезть в гидрокостюм, надеть кислородную маску, баллоны с воздухом и нырнуть? Потом плыть по самому дну и вылезти в узкий проход, где все равно придется плыть, а потом лезть… Я же видел, как побелела, когда вышли в залив. На тебе и сейчас лица нет, хотя храбришься.

– Ничего не храбрюсь, – бросила я, чувствуя досаду, вперемешку с обидой потому, что опять не дают принимать решения.

Ян протянул одну шкуру Лодину. Тот взял с заметным недовольством, но любопытство, все же, одержало вверх, он стал разглядывать и ковырять ногтем.

Подмирец продолжил:

– Тебе действительно луче остаться тут. Если мы не справимся, у тебя будет шанс уйти на лодке. Не смотри на меня так, разберешься с управлением, если надо будет. Лодину легче под водой будет, да и в узких шахтах не запаникует.

Лодин снова переменился в лице. Глаза горят, как у мальчишки, которому подарили меч, губы растянулись в улыбке, а сам хватает бутыли и трубки, заглядывая в отверстия и щели.

– Ну да, – сказал он, достав из-под груды вещей гигантскую ласту, – я привык к узким местам. Попробуй протиснуться между ставнями. А я могу, умею, дую. А ты ж огонь, капризная. Тебе и место давай, и чтоб сухо было.

Я фыркнула.

– Спелись? А кто только что готов был бросить всех и ринуться вплавь за цветком?

Лодин попробовал ласту на зуб, потом сплюнул покривившись, и сказал:

– Ну, я же ветер. Переменчивый. Сама знаешь.

Глава 17

Потом я наблюдала, как мужчины натягивают эту чудовищную кожу, раздевшись до исподнего. Суют стопы в ласты, становясь похожими на жаб переростков, только сильно исхудавших и почему-то передвигающихся на задних лапах. Потом, когда на лицах оказались приспособления с длинными бутылями, соединенными с чем-то вроде намордника.

Когда подошли к борту, Ян сел спиной к воде, проверив плотно ли прилегает намордник к лицу, и перевалился за борт. Раздался всплеск, через несколько мгновений подмирец вынырнул и поднял руку с оттопыренным большим пальцем.

Когда замахал Лодину, тот повторил за пластинчатым все с приторной точностью. Оказавшись в воде, они немного поплавали, о чем-то жестикулируя друг другу, потом, занырнули и исчезли.

Я некоторое время молча стоял на палубе и хлопала ресницами, пытаясь понять, как быть и что делать. Когда дошло, что осталась одна на этой очень волшебной, но совершенно непонятной посудине, меня мелко затрясло.

– Спокойно, – проговорила я себе, надеясь, ободриться.

Но вместо этого в груди тяжело ухнуло, как бывает в моменты беспричинного ужаса и паники. Стараясь заглушить дикое, первобытное чувство, стала ходить по палубе.

Солнце припекает, кожа поет и радуется, чувствуя горячие, ласковые лучи. Бриз растрепал волосы, которые так старательно разделяла на пряди, а от влажности они вздыбиились и стали закручиваться.

Немного побродив туда-сюда, успокоилась. Если пластинчатый считает, что справлюсь, значит, так и есть. Едва ли он стал бы оставлять на своей драгоценной лодке неумеху, которая разнесет ее в щепки.

Оперевшись на перила, стала разглядывать воду. Совсем не такая, как в реке Звенящей долины. У нас дно видно на глубине трех метров, кажется – сейчас наклонишься, достанешь камешек. А потом булькаешься с головой в ледяную и бодрящую. Но в море, или как Ян сказал, заливе, все мутное, словно был шторм и всю взвесь подняло со дна. Обитать в таких водах могут лишь очень зоркие рыбы.

Когда уже начало казаться, что опасность миновала, со стороны острова выплыла лодочка. Не такая большая, как наша, но ревет, как раненый ягуар. На дальнем конце лодочки разглядела человека.

Внутри все напряглось, под кожей понеслись потоки раскаленной лавы. Потом вспомнила наказ Ян и постаралась успокоиться привычным способом, считая овец и баранов. Но покой никак не хотел приходить, лишь, когда лодка оказалась метрах в тридцати, удалось кое-как загнать пламя вглубь.

Лодочник, сухой мужчина с острым лицом и узкими глазами, замедлил ход, разворачивая суденышко боком.

– Эка далече вас занесло, – прокричал он, глуша рев. – Не страхово?

В голове заметались мысли, но ответила раньше, чем успела сообразить:

– Вот и я говорю. Зачем в такую даль? Можно и поближе к берегу. Так нет, говорят, тут мидий больше. А какие мидии в этой мути?

Лодочник прищурился.

– И то верно, – сказал он, внимательно изучая меня. – Глубоко, друзья твои заплыли? А то тут течение, знаешь ли. Вон там, давеча выловили одного такого плавальщика.

Он указал куда-то в даль, где небо соединяется с морем, а я ответила, изумляясь собственной изворотливости:

– Да какой там глубоко. Из них ныряльщики, как из меня рудокоп. Плавают где-нибудь под лодкой. Наверное, сами боятся, но передо мной стыдно.

Лодочник засмеялся.

– Это да. Перед бабами всегда стыдно. Отчаянные головы, твои ребята. Сама-то откель такая рыжая? В наших краях все больше чернявые девки.

Направление разговора мне не понравилось, как и прищур незнакомца, от которого по спине мурашки бегают.

Я сказала, как можно беспечней:

– Да краска это. А вообще, такое у девушек не спрашивают.