Точнее, не моей собственной, а всего лишь квартиры, где находилась моя комната – как когда-то мы договорились с Аней, после развода она купила мне – комнату, а себе – благоустроенную квартиру.
Тогда я считал это справедливым – сам-то я жил в огромной шикарной двухярусной квартире в Москве – что же, она не заслужила нормальной жизни в нормальных условиях?
Вы спросите – почему, в таком случае, я просто не оставил все бывшей жене?
Потому, что нас когда-то очень хорошо учили. И не только решительности, смелости и сообразительности, но и осторожности и расчетливости.
Многим из нас эти качества спасли жизнь в дни далекой молодости во время работы в подземных цехах-лабораториях, многим – помогли в обычной жизни уже после выхода на пенсию.
Именно поэтому осторожность подсказала мне – всегда нужно иметь запасной выход. И запасную базу – тоже.
Так что комната в коммунальной квартире на два хозяина в доме, расположенном в центре Барнаула (прямо вдоль «красной линии», на проспекте Ленина), мне была куплена Аней. В мое отсутствие – все генеральные доверенности, и прочие формальности оформляли юристы Кудрявцева.
Естественно, что до сегодняшнего дня я в своей новой барнаульской квартире побывать не успел.
У вас может возникнуть вопрос – странные у меня были отношения с братом Евгении. То из моего рассказа получается, что нас разделяла взаимная неприязнь, даже – ненависть, то – Кудрявцев вдруг оказывал мне помощь. Причем так, что мне самому не приходилось и пальцем шевелить.
Но так и было. Разделяли нас чувства, испытываемые друг к другу, а его помощь была результатом его интереса.
Он ведь был заинтересован, чтобы покрепче привязать меня к семье сестры. Коли уж так все сложилось.
А чувства наши друг к другу… Что ж, сердцу, как говорится, не прикажешь…
Я надавил сначала на одну, потом на вторую кнопку. Вскоре послышались шаркающие шаги и я услышал старческий голос:
– Кто там?
– Это Андрейчук, ваш новый сосед. Пожалуйста откройте, Яков Моисеевич!
Загремели засовы, в замочной скважине заскрежетал ключ, и дверь лишь приоткрылась, удерживаемая цепочкой.
– Ви Андрейчук? – спросил меня мой новый сосед. Судя по всему, он был маленького роста и худым, носил очки и всклоченную шевелюру с небольшой лысинкой на макушке – все это, хотя и с трудом, но можно было вполне разглядеть в приоткрытую дверь.
Я вздохнул и достал пенсионное удостоверение.
– Но здесь нет фото? – возмущенно сказали мне в дверную щель.
Я достал паспорт, протянул его соседу и приготовился к неизбежному вопросу – не мог старый бдительный еврей не задать его.
– А почему ви имеете при себе заграничный паспорт? И где таки ваш обычный паспорт?
Он смягчал гласные и не говорил «што», а только «что», причем выделял буквы «Ч», как это делают в Одессе.
– Яков Моисеевич! – проникновенным голосом начал я. – Мой внутригосударственный российский паспорт – у меня в комнате. И я покажу его вам сразу же, как только вы впустите меня.
А почему при мне именно загранпаспорт – я расскажу вам за чашкой чая. Если вы предложите мне чашку чая…
– Но ви на фото совершенно не похожи на себя! – возмутился старик, внимательно сквозь стекла очков разглядывая фотографию в паспорте. – Как же я могу-таки вам верить, что ви – именно Андрейчук?
Я усмехнулся. Правой половиной лица, как я уже говорил.
– Так я вам поэтому и дал сначала пенсионное удостоверение! Где есть фамилия, но нет фотографии!
– Так и как ми с вами поступим? – спросил он, возвращая мне паспорт. – Потому что ми – в тупике?
– Ну, варианта два, – сказал я, пряча документы во внутренний карман пиджака. – Либо я иду в милицию и прихожу с участковым, который подтвердит вам мою личность, либо вам придется поверить вот этой справке…
С этими словами я достал и передал ему справку, выполненную на фирменном бланке из Тальменской больницы, которую я выпросил у добрейшего Якова Христофоровича и текст которой я ему продиктовал. Как последнее доказательство подлинности своей личности у меня еще была в пакете выписка из больничной карты.
Но выписка не потребовалась – справки хватило.
– Так, – бормотал мой сосед, чуть ли не обнюхивая бумажку, – видана Андрейчуку Виктору Петровичу, в том, что после проведенного лечения у него в результате полученных ранений изменился внечный вид лица… о-о, тут же есть и ваше фото!
Фото я сделал в «Моментальной фотографии» за углом и наклеил на уголок справки собственноручно полчаса назад.
– Ну, это же другое дело! – старик снял цепочку и открыл дверь. – Заходите, я вам моментально передам ключи и от вашей комнаты, и от входной двери!
И я ступил через порог на пол своего нового обиталища. Теперь уже – последнего, как подумалось мне… Как говорится – в этой жизни…
Комната моя оказалась большой, с двумя окнами. Поскольку дом был так называемой «сталинской» постройки, то стены были у него очень толстыми, а подоконники – широкими, отсюда и полумрак внутри.
В этом полумраке причудливыми нагромождениями со всех сторон выглядели как попало сложенные и сваленные книжные полки, книги, видеокассеты.