Частная коллекция

Нет, вранья там, наверное, почти и не было. Но это послесловие написал незнакомый мне Давидсон, тот, который писал статьи для «Правды» и учил африканских коммунистов, суховатый, остерегающийся рискованных формулировок, начинающий фразу только тогда, когда точно знает, чем она кончится. А главное – бедный, все его богатства, которые он рассыпал передо мною в нашем первом деловом разговоре, пожухли, скукожились, а от многих не осталось и следа. Я оторопел.

В ту зиму я жил в Переделкино, на даче поэта Михаила Кузьмича Луконина, и я уже не помню, как это получилось, но я пригласил Давидсона для обсуждения, «сделанного» именно туда. Мне не хотелось, чтобы эта – неприятная для нас с автором – процедура происходила в стенах казенного учреждения. Я же не знал тогда того, что узнал из библиографической брошюры «Итоги многолетних размышлений», выпущенной к 90-летию Аполлона Борисовича, где в 1965 году (Давидсону всего 36) среди «всего сделанного» наряду с уже упомянутым послесловием числятся статьи:

«Ленин и первые коммунисты Африки».

«Гитлер над Южной Африкой».

«Первые коммунисты Африки» (статья в «Правде») и работа над Советской исторической энциклопедией. Выглядящие наиболее одиозно материалы напечатаны под псевдонимом А. Макрушин. Это я теперь знаю, что Макрушины – фамилия маминого семейства и тот спасительный плот, на который Давидсона в шторме космополитизма неоднократно уговаривали залезть и в сравнительной безопасности плыть дальше по бурному океану истории. Я вообще многого еще не знал про Давидсона, но, учитывая мое к нему уже сформировавшееся почтение, постарался быть максимально дипломатичным.

– А. Б., – сказал я, – зачем Вы пытаетесь отнять у меня мой кусок хлеба? Это моя епархия – вычеркивать, убирать и сокращать, а Вы почему-то взяли ее на себя. Я – редактор, Вы – автор – у нас уже произошло распределение ролей и лучше, чтобы каждый играл свою роль, а не роль партнера.

Примерно так я это тогда сформулировал, хотя не поручусь, что выглядело это так же соглашательски мирно. На что Давидсон ответил мне через паузу – и это я помню довольно точно.

– Я рассказал Вам, что можно было бы написать по этому поводу, а Вы решили, что я излагаю содержание будущего послесловия. А когда я писал, то делал это, не желая ни Вам, ни себе оказаться в положении, когда Вам пришлось бы вычеркивать дорогие мне мысли или имена.

Сошлись на том, что А. Б. восстановит из рассказанного все, что сочтет нужным, а я постараюсь употребить свое редакторское своеволие на то, чтобы все это сохранить, а не вычеркнуть.

С этого разговора я и числю Давидсона в друзьях. Он не обиделся, а, пожалуй, обрадовался, увидев редактора с нестандартным подходом к рукописи. Послесловие получилось не высший сорт, но большая часть когда-то мне рассказанного в нем была.

* * *

Читаю «Перечень трудов 1956–2019» академика Аполлона Борисовича Давидсона и не без некоторой оторопи обнаруживаю в нем с середины 1960-х и до года 1972-го – следы той или иной нашей совместной деятельности на почве книгопечатания, даже одно совместное предисловие нашел – убейте, не помню, что это была за книжка. А так – есть даже место, где мы поменялись ролями: А. Б. – составитель и редактор, а я переводчик в книжке Оливии Шрейнер, писательницы их Южной Африки.

В 1968 году я ушел из издательства на Высшие режиссерские курсы и стал осваивать совсем иную профессию, продолжая, впрочем, прирабатывать на ниве восточных предисловий и переводов. Именно в эти благословенные годы взаимной необязательности мы и перешли на «ты». Особенно способствовали этому совместные походы в знаменитый пивбар в подвале Дома журналистов на Никитском бульваре, где разливали неразбавленное, часто чешское пиво, сопровождая его креветками, раками и воблой. Аполлон был тогда членом Союза журналистов, а я с удовольствием принимал его приглашения. Он же всякий раз пытался платить. Иногда удавалось отбиться.

Следующий абзац истории нашей взаимной симпатии носит совершенно особый характер: я просил Аполлона об одолжении. В 1980-м году сестра моя – Катерина, написала диссертацию «Японский миф и его роль в древней истории Японии». Я, разумеется, ни за что бы не вспомнил это название, более того, у меня было ощущение, что просил я А. Б. об одолжении по случаю защиты Катиного диплома, но я, на всякий случай, когда речь идет о Катерине, непременно звоню ей – сверить версии, не то можно огрести порядочную нахлобучку. И тут-то выяснилось, что в последнюю перед защитой минуту ее заявленный оппонент отпал и защита может быть сорвана. Сама она выдумала А. Б. в качестве экстренной замены или это предложил я – не помню, не спросил, но то, что просить об этом А. Б. поручено было мне – это мы оба помним твердо. На голубом «Запорожце» привезла Катя с мужем Васей ее диссер в корпус «И» основного здания МГУ на Ленгорах – во второе, на моей памяти, жилье А. Б. в Москве, взошли на второй этаж, были препровождены через всю квартиру – на кухню – единственное в этой академической квартире место, свободное от книг, где и передали Катин опус Давидсону.