Стас произнес эту нелюбезную фразу, поднимаясь по лестнице дома номер 18 в проезде Семашко. Назвали ему и квартиру, но предупредили, что на двери номера прочитать нельзя, так что надо просто подняться на четвертый этаж и посмотреть направо. Стас поднялся и посмотрел. Вот она, обещанная надпись «Лохи».
— Целый день сегодня бредовые звонки, — проворчал Стас, недовольный выходкой Вероники. — Но все-таки Колян не мог сойти с ума.
Полчаса назад Николай Самоваров, его старый друг и бывший опер, позвонил и сказал:
— Привет. Думаю, тебе будет интересно. Я только что нашел часть украденного из коллекции Галашина. Приезжай — только один! — по адресу Семашко, 18.
3
Когда Стас нажал кнопку звонка, кнопка эта стала игриво уклоняться от его пальца и кататься в своем гнезде, как горошина. Никакого звука она не произвела. Одновременно левой икрой Стас ощутил ровное тепло. Он опустил глаза и увидел, что у его ноги пристроилась худосочная кошка с черным пиратским пятном вокруг левого глаза.
Стас ухмыльнулся и продолжил борьбу с кнопкой. Наконец ему удалось поймать и прижать ее как следует. Раздался не привычный перезвон, не манерное чириканье, а добрый старый электрический зуд «З-з-з-з-з!». Сейчас это, кажется, называют classic bell.
Дверь открыла крупная женщина с темными кругами у глаз и с руками мокрыми по локоть. Мигом оценив Стаса, она заявила:
— Алексей в запое.
Это походило на пароль. Что еще за Алексей? Женщина попыталась захлопнуть дверь, но Стас ловко вставил в щель ботинок (у него были редкостно прочные ботинки на такой случай).
— Мне нужен Николай Самоваров, — сказал Стас.
Его слова женщине, наверное, тоже показались чужим паролем. Продолжая давить ногу Стаса дверью, она завопила что было мочи:
— Караул, грабят!
— Я и есть караул, — спокойно ответил Стас.
На этажах выше и ниже заскрипели, приоткрываясь, двери любопытных (ближайшие соседи по лестничной клетке, люди разумные, засели у глазков). Нечего и говорить, что кошка, плоская и гибкая, как тряпка, уже сумела пролезть в щель и уйти куда-то далеко в квартиру. Наперерез ей спешили Самоваров и некто невысокий в пиджачной паре.
— Чего ты орешь, Лида? — мягко укорял невысокий. — Это ко мне пришли.
— Напустил полную квартиру хануриков, — продолжала вопить Лида. — Тебя выселить давно пора! Вон кошка снова влезла! Если она тронет холодец, ты мне, гнида, заплатишь!
Последняя угроза относилась уже к Стасу. Тот молча развернул перед носом Лиды удостоверение. Лида заморгала скорбными темными глазами и стала сличать фото Стаса с оригиналом. Сумела ли она прочитать мелкие буковки в потемках прихожей, неизвестно, но замолчала и вытерла руки подолом. Стас, не глядя на нее, прошел за Самоваровым и неизвестным.
— Вот полюбуйся, — сказал Самоваров, указывая на комод в большой пустоватой комнате. Штор тут на окнах не имелось, зато было слышно, как на кухне ловят кошку.
К приходу ответственного лица Сахаров убрал с крышки комода все лишнее. И бронзовая «Египтянка», и синяя табакерка с портретом императора предстали перед Стасом во всей красе. Тут же, на комоде, у стенки, пристроил Юрий Валерьевич и пейзажики Похитонова.
— Гражданин Сахаров хочет официально оформить находку, — сказал Самоваров.
— А зачем ты меня позвал? — удивился Стас. — Я не веду это дело. Надо было тащить все добро в отделение, и дело с концом.
— Знаю я ваше отделение! Тут много нюансов.
Сахаров уже сидел за столом, покрытым скатертью из бесплатных рекламных газет, и ел какую-то колбасу. Пиджак он снял и остался в ветхой рубашке в клеточку.
— Закусить не желаете? — предложил он Стасу. — Настоящий сервелат, холмогорский.
Стас от деликатеса отказался, но к столу подсел. Он строго сказал:
— Время мое дорого, так что валяйте, рассказывайте, где вы все это взяли.
— Пару дней назад у какого-то жирного дом загорелся. Тут на круче, недалеко, — начал Сахаров с набитым ртом; жуя и рассказывая, он поминутно косился на Самоварова, будто ждал одобрения или подсказки. — Еще дождик тогда шел. Позавчера это было, во вторник. Я как раз бегал по Театральному бульвару. Я веду здоровый образ жизни.
Как большинство энтузиастов бега, он не был ни могуч, ни румян.
— В котором часу это было? — спросил Стас.
— Где-то в половине двенадцатого.
— Не поздновато для пробежки?
Юрий Валерьевич смутился и стал жевать медленнее.
— Видите ли, — пояснил он, — мой спортивный костюм оставляет желать… Я, конечно, заштопал его в самых заметных местах, но на Театральном бульваре до ночи публики полно, сами понимаете.
— А вам бегать надо обязательно на бульваре?
— Больше негде. Тут у нас, на Семашко, жуткие бугры и ямы, освещение на нуле. Костей не соберешь! Вот я и бегаю попозже на Театральном — там прекрасное покрытие. Спится потом отлично! А если не побегаю, всю ночь проворочаюсь: квартира, как вы заметили, с подселением, живет еще три семьи, шумно. Стас Михайлов осточертел хуже горькой редьки.
Подполковник Новиков не стал спорить: его тезка в самом деле исправно голосил за стеной.