Частная коллекция

А другому — важному в том числе и для этой частной коллекции — научил меня Леонид Захарович Трауберг, мэтр наших Высших режиссерских курсов: «Нет ни одной вещи и ни одной истины, на которую нельзя было бы посмотреть с неожиданной стороны». И в его устах «можно» звучало как «нужно».

Кино свело меня со многими замечательными людьми. О ком-то успел написать, главным образом в связи с уходом этих людей с поля жизни. Перед многими — в долгу. Впрочем, писать портреты живых лично мне не в пример труднее — получается либо шарж, либо панегирик.

Те, о ком написал, в основном люди хорошо известные, и о них у посетителей этого зала уже сложилось мнение, вполне допускаю, что с моим несхожее. Так ли уж важно, кто из нас прав? В конце концов объемным мир и человек становятся, когда мы смотрим на них двумя глазами. Собственный опыт зачастую одноглаз. Поэтому, надеюсь, и моя точка зрения окажется небесполезной.

УЛИЦА УТЕСОВА — ТРЕУГОЛЬНЫЙ ПЕРЕУЛОК

Шла гражданская панихида, Прощались с писателем-юмористом. С юмористами прощаются в малом зале. Народу было не так уж много, но зато почти все друг друга знали, потому что если уж у юмориста есть друзья, то это друзья надежные.

Я стоял рядом с Леонидом Осиповичем Утесовым. Когда кончилось прощание, гроб вынесли, и сразу в опустевшей комнате все оставшиеся стали хорошо видны друг другу,

— Пойду с Игорем поздороваюсь, — сказал Утесов.

Нельзя же было упустить такой момент, и я рука об руку с Утесовым пошел навстречу Игорю Владимировичу Ильинскому.

Привычка к смерти — привилегия старости (хотя бы в мирное время). Чем ближе ты к своей смерти, тем больше обороняет она тебя от чужой. И потому, согнав с лица вежливую грусть, старики смотрели друг на друга, иронически выжидая. В их лицах светилась давняя любовь к пикировке, подначке, быстрому соединению присущего каждому в отдельности юмора.

— Боишься? — спросил Утесов, кивнув на еще не закрывшуюся дверь. Ильинский выжидательно пожал плечами. — А ты не бойся. Я, когда страшно станет, погляжу вперед, а там еще Алешка Алексеев бежит — ему-то девяносто два. Значит, пока — недолет. Ты, когда страшно станет, — глянь: там я впереди тебя трушу, значит, тебе еще не время.

Ильинский засмеялся, и они, подзуживая друг друга, стали вспоминать, как в 20-х годах вместе выступали в оперетте, где не то Ильинский плясал за Утесова, не то Утесов за Ильинского пел.

Я провожал Утесова домой.

— Знаете, Алеша, волнуюсь. Раньше меня другое волновало. А теперь волнуюсь, что вот надо выходить из дома, одеваться, по лестнице идти, кто за мной приедет, как меня отвезут… Слушайте, а почему не показывают наш фильм? Мне к восьмидесятилетию Лапин вон какую телеграмму прислал, а фильма опять не показали.

— А вы бы позвонили ему сами.

Утесов укоризненно взглянул на меня и пожал плечами.

И верно, он уже устал работать на свою славу. А она на него стала работать с перебоями. Было это весной 1980 года.

***

Познакомился я с Леонидом Осиповичем в середине 60-х годов. Жил он тогда на Смоленской площади и время от времени захаживал на старый Арбат в редакцию журнала «Москва», где работала в то время моя мать. Петь Утесов заканчивал, а телевизионная жизнь «свадебного генерала» была еще впереди. Образовался некий вакуум, и Леонид Осипович заполнял его писанием стихов и одесских рассказиков. И носил их в редакцию — советовался, как он предпочитал выражаться. По словам матери, автором он был застенчивым, радовался, когда хвалили, и склонялся перед авторитетом редакторов. Рассказики напечатали, а стихи — нет, чем Утесов втайне огорчался.

Тогда, в 1965 году, среди эстрадников народных артистов СССР не было. А хотелось. И все волнения по этому поводу были в самом разгаре. Вспоминаю собравшихся у Утесова Р. Я. Плятта, А. М. Эскина и помню блестящую импровизацию будущего юбиляра на тему: в Министерстве культуры решают, как быть с Утесовым, что ему к 70-летию дать. Он начинал с Героя Труда и медленно спускался по наградным ступенькам вниз, причем каждый такой шаг сопровождался самоуничижительными формулировками и нашим гомерическим хохотом. Помню дословно и последнюю его фразу: «А поскольку Трудовое Красное Знамя у него уже есть — дать ему «мальчика и девочку» (имелся в виду орден «Знак Почета»), и пусть он гуляет с ними по своей Одессе».

Суетность? Пусть так. Но, скажите, хватило бы вас накануне семидесятилетия, когда главное, что вы могли сделать в жизни, уже позади и это не просто итог, а как бы конец одной жизни и начало другой, в которой нет радостных ожиданий, хватило бы вас устроить из ваших волнений спектакль для друзей в насмешку над собой и своими переживаниями?!