Эйзенштейн очень любил черную икру и заказывал ее у Ильи Репина. Репин был на короткой ноге с бурлаками. Бурлаки привозили ему черную икру из Астрахани, перепрыгивая через ноги Репина, вытянутые на берегу Волги. Эйзенштейн и Репин, наевшись черной икры, часто сидели в кремлевских палатах у Ивана Грозного и рассуждали о том, что подлинное искусство требует подлинных жертв. Иван Грозный очень любил эти посиделки и всякий раз огорчался, когда ему приходилось прерваться, чтобы убить очередного сына.
Сталину часто снился Иван Грозный. Тот тянул к нему руки, дико вращал глазами и шептал:
– Иосиф, сын мой!
Сталин просыпался в поту.
В годовщину Октябрьской революции Иван Грозный выступал на трибуне Мавзолея.
Ленин, потревоженный шумом снаружи, встал и вышел посмотреть:
– Что, здесь у вас, че’гт меня поде’ги, тво’гится?
Народ увидел Ленина и в ужасе закричал:
– Ленин жив! Ленин жив!
Его, конечно, отловили, настучали по голове, положили на место.
Но с тех пор в народе так и пошла молва – «Ленин жив!»
Иван Грозный любил Сталина как сына и пытался голову ему проломить. Но Эйзенштейн в последний момент всегда кричал:
– Стоп! Снято!
И спасал Сталина от неминуемой смерти.
Мозги Ленина
Ленин хранился в Мавзолее. Мозги Ленина хранились отдельно от Ленина, в банке от огурцов. Поэтому Ленин, когда просыпался, – ничего не помнил. Кто он, куда он, зачем он? Каждый раз ему приходилось всему учиться заново. Но он все равно ничего не запоминал. Бывает, очнется, сидит, держит банку с мозгами и шепчет в нее:
– Учиться, учиться, учиться…
И так пока кто-нибудь не придет и не настучит ему по голове.
Как Ленин хотел в Мавзолей без очереди пройти
Ленин очнулся, ощутил неприятную пустоту в груди, встал, сухо сплюнул и, шатаясь, пошел за пивом. Взял в ГУМе «Жигулевского» и начал протискиваться обратно в Мавзолей.
– Куда прешь без очереди, сука? – вежливо поинтересовались стоявшие в очереди посмотреть на мертвого Ленина.
Ильич достал паспорт с пропиской, начал объясняться, но тут же получил ногой в лицо.
– Пидар картавый, – сказал гражданин с крепкой ногой.
– Сталина на них нет, – сказал другой и пробил Ильича в пах.
Арест Ленина
Однажды Ленина арестовали. За кражу – он квартиру выставил в Мытищах. А его поймали, с поличным. Он в форточке застрял. И вылезти не мог. Потому что мертвый был.
На самом-то деле его кто-то засунул туда, в форточку, чтоб сквозняки не дули. А все имущество сам же и пропил.
Ну вот, поймали Ленина – начали судить. Судили-судили. Приговорили к расстрелу. Потому что отягчающие полезли.
Судья говорит:
– Давай сто тыщ – отпустим.
А Ленин не дает.
Судья:
– Черт с тобой! Дай хотя бы тыщ десять.
А Ленин не дает.
– Дай хоть тыщенку, падла, не жлоби судьбу.
Не дает.
Судья думал, что Ленин принципиальный, но у того просто денег не было. Потому что он мертвый был.
На самом-то деле менты при задержании у него все деньги вытащили. И сразу же пропили.
Повели Ленина на расстрел. Поставили к стенке, отошли – а он падает. Вернулись, подняли, отряхнули, галстук поправили, поставили к стенке. Только стрелять – он, падла, падает.
Все думали, что Ленин пьяный. А он просто мертвый был.
Из цикла «Совхоз имени Гоголя»
Ночлег
Встали на ночлег. Небольшой причал. Рыбацкая деревушка.
Вечером к нам на лодку пришел гость. Бродяга с мятой канистрой. Совсем седой.
Назвался Джоном.
Жаловался, что не может достать авиационный керосин. Мы посочувствовали, предложили дизель. Отказался.
Поговорили о погоде, о ветре.
Когда он уходил, я заметил оставшиеся на палубе грязновато-белые перья.
Догадка сжалась плотным комком.
– Джонатан!? – крикнул я вслед.
Обтрепанная сгорбленная фигура замедлилась, но тут же, не оборачиваясь, поспешила прочь.
…
Утром, когда мы выходили из бухты, на возвышенности стала видна заросшая взлетно-посадочная полоса. Давно закрытая и никому, кроме местных мальчишек, уже не нужная.
Белые мазутистые перья смыло ветром в море.
Ассоль
(Из сожженных черновиков А. Грина)
Алого шелка у торговца не оказалось, Грэй купил оставшийся…
Жители Каперны с растущей тревогой смотрели на медленно приближающийся белоснежный корабль с черными парусами.
Когда Ассоль забеременела, Грэй ушел в море – ловить рыбу.
– Я должен кормить семью, – сказал он.
Через шестнадцать лет он вернулся. Без рыбы.
– Не клюет, – объяснил он.
Наварил перловки и ушел.
Ассоль с надеждой глядела на удочку в углу.
И был белоснежный корабль с алыми парусами, и Грэй ступил на берег Каперны, но Ассоль продолжала ходить к морю и все чего-то ждала…
Беляш
Гоша приехал поступать в литературный. Но не поступил. Вышел и тоскливо посмотрел на кобальтовое небо и ватные облака, отражавшиеся в распущенно-неровных лужах на пепельно-шершавом асфальте.
Блеать, подумал Гоша.
– Григорий? – позвал его незнакомый голос.
Он повернул голову и увидел мопса, еще одного.
Из-за мопсов выглянул йоркширский терьерчик.