Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть первая

СКИДАН Думаю, есть. В жизни, в общении, мне кажется, я гораздо более открытый, доброжелательный и понятный, чем в стихах. Наверное, сказался опыт псковского детства и пионерлагерь. Там решалось все очень просто. И опыт работы в котельной, где тоже нужно было уметь в каких-то рискованных ситуациях находить понятные, доступные работягам слова. Я общался на равных со сварщиками, с сантехниками, с другими кочегарами, с начальством, не выпячивая свою «утонченную натуру». Благодаря этому у меня выработался естественный, ненаносной демократизм. И это во многом меня спасло, потому что были периоды, когда декадентство меня могло утащить. Незнакомки, туманы, дымки Севера… «Козлиная песнь» Вагинова… Может быть, я не уходил из котельной еще и потому, что меня она как-то дисциплинировала. Я отдаю себе отчет, что поэзия моя довольно сложная, она апеллирует к нетривиальному опыту, широкие резонансы, в смысле отклика, для нее закрыты. Поэтому я занимаюсь многими другими вещами – переводами, статьями, а сейчас и социальной активной жизнью, газетой «Что делать?», политическими выставками. Вообще-то, с художниками я всегда дружил, особенно с Глюклей и Цаплей, писал о них, участвовал в перформансах, в каких-то совместных проектах. Но в конце 90-х что-то надломилось, я вдруг остро почувствовал некий предел, тупик. Летом 99-го на конференции «Литературный авангард в политической истории XX века» в Институте истории искусств я познакомился и подружился с философом Артемом Магуном, мы решили организовать домашние семинары по, условно говоря, левой критической теории. Ключевым автором тогда для меня был Беньямин, его проблематика эстетизации политики и политизация искусства; в «Схолиях» и других моих вещах того периода есть ее отголоски. Позвали художников, критиков из круга журнала «Максимка», питерского аналога «Художественного журнала», литераторов. Но натолкнулись на полное непонимание. После трех-четырех встреч (на одной из них мы параллельно смотрели и обсуждали «Олимпию» Рифеншталь и «Броненосец „Потемкин“» Эйзенштейна) пришлось от этой затеи отказаться. Но постепенно что-то вызревало. Переломным оказался май 2003-го, празднование трехсотлетия Петербурга, помпезное и бессмысленное. Выяснилось, что большинство наших знакомых хотят уехать из города на это время, просто из чувства отвращения, брезгливости. Тогда мы: я, Артем Магун, Дима Виленский, Глюкля и Цапля – решили: а почему бы не превратить этот «исход» в публичную акцию? Вот с этого «исхода», который из частного жеста должен был превратиться в коллективную манифестацию, и началась история группы «Что делать?». Через год к нам присоединились философы Леша Пензин и Оксана Тимофеева из Москвы, арт-критик и переводчик Давид Рифф и художник Коля Олейников. Мы выпускаем двуязычную газету, устраиваем семинары, делаем выставки… если коротко – наводим мосты между левой политической теорией и эстетической практикой.

ГОРАЛИК Иметь гражданскую позицию – важно?

СКИДАН Да, где-то с начала 2000-х для меня это стало актуальным – to take sides, занять позицию, сделать выбор. Как в 1991-м, когда ГКЧП и «Лебединое озеро» я воспринял как личное оскорбление и пошел расклеивать листовки с призывом к неповиновению, провел три дня на площади у Мариинского дворца, ночью строил баррикады. В те дни на какое-то мгновение толпа превратилась в народ. И сегодня я считаю, что единственное, что может нас спасти от скатывания в мягкий фашизм – это народовластие и марксистская интернационалистская традиция, обогащенная, разумеется, уроками XX века, в том числе и крахом социалистического проекта. Это горький опыт. Но разве то, что последовало после «победы над путчем», было таким уж веселым для тех, кто потерял работу, оказался на улице? Я помню, как в 93-м году зашел к знакомой, у нее был включен телевизор – в прямом эфире расстреливали парламент. Я смотрел и ничего не понимал. На меня напало какое-то отупение, ступор. И в таком ступоре (в политическом смысле) прошла для меня большая часть девяностых. Не то чтобы мне теперь было стыдно за эти «бесцельно прожитые годы» – просто отступать некуда. Да и терять нечего, кроме нематериальных цепей, или, как говорил Мандельштам, культурной ренты.

Елена Фанайлова