Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

ЗИНГЕР. Три года, после этого я ушла. Я жила вместе с сокурсницей на улице Моховой как раз рядом с институтом в комнате, которую нам обеим снимали родители. Комната была в очень странной, очень смешной коммуналке. Иногда я ходила на занятия, иногда в библиотеку.

ГОРАЛИК. Чем странной?

ЗИНГЕР. Да там очень колоритная была публика. Самой яркой была Елена Петровна, соседка-татарка, которая говорила с большим чувством: «Евреи хорошие люди, с евреями я жила». И такой там подтекст сочный звучал в этом «я жила». И приходили какие-то темные личности кавказской национальности, пытавшиеся к нам влезть, а она надвигалась на них грозно и говорила: «Тише-тише, девочки занимаются». Отличная была Елена Петровна.

ГОРАЛИК. Была какая-то компания, которая имела значение? Какой-то важный вам круг людей?

ЗИНГЕР. Не то чтобы круг. Ну да, на первом курсе я встретила… собственно, мы учились вместе с Некодом на этом курсе, но настоящая встреча у нас произошла только в конце года. Это было заочно-вечернее отделение, поэтому…

ГОРАЛИК. Можно было никогда не увидеться?

ЗИНГЕР. Не то чтобы не увидеться, но не познакомиться можно было. И он-то приезжал из Новосибирска, то есть только на сессию, а я ходила на вечерние занятия. Это тоже было смешно. Я прошла на дневное по баллам, но почему-то вызвали маму, сказали: вы знаете, девочка слабого здоровья, она все равно не сможет, тут в колхоз надо ездить, то-се, давайте мы ее на вечернее-заочное. А мне было все равно, как известно, и меня это вполне устроило. Жизнь состояла… Да как-то так, ну девочки, ну однокурсницы, близких друзей не было. Была Она, была Ксения Александровна Клементьева, добрая знакомая деда, замечательная художница, к которой я очень любила ходить в гости. Позже у нас с Некодом появились друзья – Марика Тамаш и Глеб Щенников, она – с дневного отделения, он – с актерского факультета.

ГОРАЛИК. Как вы решили уходить?

ЗИНГЕР. Это мы уже с Некодом решили. Мы начали жить вместе и пару курсов еще продержались, но мне все это уже было противно, и понятно было, что Некод хочет заниматься живописью, а я, тоже было понятно, чем хочу заниматься. И потом был какой-то момент, когда на нас написали анонимку. Видимо, кто-то из сокурсников. И надо признать, что руководство вполне достойно себя повело, сказали, что, к счастью, они уже не обязаны на анонимки реагировать, но все-таки хотят поставить нас в известность. В письме были какие-то слова про то, что мы «не наши люди» и что-то еще в том же роде, все как полагается. И мы решили, что театр закрывается, нас всех тошнит и мы уходим.

ГОРАЛИК. Вы знали, что вы будете делать, чем жить, что дальше?

ЗИНГЕР. Некод устроился мусоропроводчиком. А я как-то никуда не собиралась устраиваться. В общем, конечно, более чем странное существо, надо сказать. И так мы какое-то время прожили в своей коммуналке на Гагарина, на которую сменяли квартиру Некода в Новосибирске. Тоже было прикольное место. Самый главный анекдот произошел много лет спустя, когда наша соседка Ленка Иванова (фамилия вымышленная) приехала в Израиль на пмж и в Иерусалим на экскурсию. Некод ее встретил на улице Короля Георга и пришел домой в полном потрясении. Соседка-алкоголичка со вторым мужем, которого отпускали с зоны на выходные, он за что-то сидел. А потом посадили более основательно, потому что он кого-то убил в увольниловке. И вот они, как здесь говорят, «совершили алию».

ГОРАЛИК. Отпускали?

ЗИНГЕР. Да, их отпускали на выходные и праздники, а он еще и задерживался на день-другой, приходил милиционер, сосед прятался в туалете. Милиционер спрашивал: «Вы его не видели?» – «Нет, мы его не видели». И вот они сюда приехали. Сосед, видимо, отсидел свое.

Первый Ленкин муж в той коммуналке и умер. Он был сапожник и пил как сапожник в соответствии с поговоркой.

Ну, это все уже галопом по европам получается, потому что каждая квартира – это целая мифология, куда там «Сказаниям и легендам о скандинавских богах и героях».

ГОРАЛИК. Что мы пропускаем? Давайте не будем пропускать.