Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

ВЕДЕНЯПИН. Геологическая экспедиция. Какие-то породы мы искали. Точно не помню. Помню, что мы сначала долго ехали из Новосибирска на грузовике в какой-то городок с небольшим аэропортом, откуда нас на вертолете забросили в тайгу, куда-то между Ангарой и Подкаменной Тунгуской… Для москвича это было что-то невероятное, потому что, представьте себе, там на 300 километров вокруг не было ни одного человека, ни одного поселения, ничего, одна тайга. Это было совершенно особенное переживание. Я потом уже думал, что было бы, если бы эти мои два сотрудника (наша группа состояла всего из трех человек) были неприятными, тяжелыми или еще какими-то, но они оказались абсолютно идеальными, вызывали у меня уважение, смешанное с восторгом. Потому что, ну понятно, мы ночевали в одной палатке…

ГОРАЛИК. Так и с ума можно сойти.

ВЕДЕНЯПИН. Вот именно. И они понимали это, очевидно.

ГОРАЛИК. Они, видно, и в вас распознали человека, с которым можно иметь дело.

ВЕДЕНЯПИН. Возможно. Во всяком случае, они вели себя безупречно, с деликатностью почти непредставимой. И была фантастическая природа с чудовищными перепадами температуры. Когда мы оказались в тайге (в начале июня), было, допустим, плюс тридцать, а на второй день, когда я утром вылез из палатки, валил косой снег, дикий ветер… Кстати, едва мы прилетели, командир нашего отряда Валя спросил у меня: «Ты готовить умеешь?» Я говорю: «Ну что-то могу, но не очень». «В общем, знаешь, – сказал Валя, – мы тебя очень просим готовить». «Ну конечно», – сказал я. Так что в этой экспедиции я был и рабочим, и поваром. И никаких раций, ничего этого не было, люди уходят в тайгу, и случись там что-нибудь, не понятно, что делать. Тоже такая советская история про мужественных людей. Когда снег перестал, вернулась жара, только уже не тридцати-, а сорокапятиградусная. Вставать надо было в шесть утра. И жуткое количество всех этих кровососущих, к которым, как оказалось, тоже можно привыкнуть и почти перестать их замечать. У меня с собой были две книжки: Библия и «Крестный отец» по-английски. Когда не надо было готовить или куда-то брести или плыть на катамаранах (мы время от времени меняли местоположение нашего лагеря), я сидел на каком-нибудь пне и читал, вокруг кружились комары, которые уже абсолютно меня не волновали, а я читал или что-то сочинял. Почти два месяца, наверное, я там пробыл. У нас были карабин, двустволка, я там охотился. Нигде больше я бы не стал этого делать, но там, особенно после того как перевернулась одна из наших лодок и утонула половина продуктов… Знаете, когда идешь по тайге с ружьем, это удивительное дело, меняется походка, вспоминается что-то, чего никогда не знал и не помнил, что-то древнее. Я стрелял и даже убил рябчика и еще несколько птиц. Но когда однажды вышел олень, я сказал, нет, ребята, это не нужно, давайте не будем. Но наш командир, стоявший метрах в шести от этого красавца-оленя, схватил карабин и все-таки выстрелил… и не попал. Я, честно говоря, молился, чтобы он не попал. Как он мог промахнуться с такого расстояния, я не знаю. Во всяком случае этот олень спокойно ушел в лес, и слава Богу.

А еще примерно через полтора месяца блужданий по тайге мы вышли к маленькому поселочку в лесу на месте бывшего золотого прииска. В то время там никакое золото уже не мыли, но поселок остался. И я увидел людей. Это невероятно сильное и новое было ощущение. Радость от вида людей.

ГОРАЛИК. Это 1988 год, самая перестройка, большой поворот. Расскажите, пожалуйста, что начинает происходить с вами? Например, в плане работы, заработков, вот этих всех вещей, не связанных с текстом.