Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими

СВАРОВСКИЙ Это все решалось в 95-97-м. И тогда, когда я отказался рукополагаться и постригаться, я думал: буду так жить, без жены. Сам по себе. А мне мой духовник немецкий сказал: «Я против того, чтобы ты вот так, сам по себе жил. Если в монахи не идешь, давай женись. Все эти люди, которые одни живут, на самом деле эгоисты. На самом деле, очень легко лишить себя сексуальной жизни, это не так сложно, как кажется. Сложно с людьми разговаривать, какие-то проблемы решать, смиряться. Поэтому надо жениться и страдать в браке, а может, и получать удовольствие. Все зависит от тебя». И я собрался жениться, поехал в Москву. Понимаю, как это глупо выглядит для современного неверующего человека, потому что ты же ведь ни в кого не влюблен, а тебе нужно принять какое-то решение, сделать предложение, что ли. С чего начать-то, собственно? А главное, я от себя оттолкнул всю эту сферу, и я вообще даже не понимал, как теперь за девушками ухаживать, что говорить нужно. Раньше-то я знал, как это делается. Но я же так, как раньше, не мог себе позволить себя вести. Я все прежнее возненавидел. А потом я вспомнил такую вещь: в 94-м году, когда я уже заболевал, накануне своего сумасшествия, я был на крестинах в Москве. Наши общие друзья разродились двойней, и мы крестили их детей. И там была девочка лет пятнадцати, на которую я невольно обратил внимание, еще спросил у своего друга, кто она такая. А он еще меня обсмеял: «Да она же ребенок, как не стыдно тебе!» И тут я приезжаю на дачу к друзьям – и вижу эту девочку, только ей уже, к счастью, восемнадцать. Я думаю: «Ну, если она мне тогда так молниеносно понравилась, может быть, это какой-то вариант?» А потом просто мы сидели за столом, и мне не хватило вилки, и она пошла помыла вилку и дала. А я за годы жизни в Дании привык, что за мной никто никогда не ухаживал. Я всегда все сам делал. И почему-то меня это как-то очень задело. Друг мой это увидел и шепнул: «Может, это вариант?» И почему-то это очень сработало. Я почувствовал с этой девушкой общность, близость какую-то. Но я, конечно, полный идиот и сделал довольно глупую вещь: я позвал девушку погулять, таскал ее битый час по бульварам и зачем-то в самом конце прогулки, уже в метро, говорю: «Слушай, я не умею ухаживать, я очень рассеян, но я точно собираюсь жениться, это серьезно. Можно, я на тебе женюсь, можно? Пойдешь за меня? Потому что мне кажется, что это очень даже перспективно». А она меня спросила: «А если бы это была не я, а моя подруга, ты бы тоже вот так ей сказал?» А я очень смущался и говорю: «Да». И она чуть не в слезы. Я говорю: «Да нет, конечно! Наверное, я все же тебя позвал, потому что именно ты мне нравишься». – «А почему, – говорит, – ты такое дурацкое место нашел – станция метро? Шумно, поезда ходят». Я говорю: «Я не знаю, я просто долго не решался – может, это надо было сделать в парке?» Говорит: «Почему ты это сделал в первый день, когда можно было еще походить, пообщаться?». Я говорю: «Потому что я не знаю, как себя вести с девушкой». А она говорит: «Ну ладно, давай попробуем». Так мы и попробовали. Четырнадцать лет вместе.

ГОРАЛИК Итак, вы оказались, во-первых, опять москвичом, во-вторых, женатым человеком. Делать что-то надо было…

СВАРОВСКИЙ Да. Я на работу и приехал. Моя приятельница из Копенгагена уехала в Москву, очень близкая моя подруга, у которой я прожил два года, собственно. Вместе с ней и ее мужем. Она уехала, с мужем рассорилась и уехала в Москву, потому что ее приятель, и мой, собственно, знакомый, стал начальником на телевидении и сделал программу. Там нужна была рабочая сила, а на телевидение тогда брали всех, включая собак с улицы, потому что все равно никто не знал, как это все делается.

ГОРАЛИК А вы умели многое.