Частные начала в уголовном праве

2) добровольность согласия; вынужденное обманом или принуждением согласие не есть согласие в собственном смысле; но природа его сохраняется, если оно было добыто просьбой, мольбой;

3) согласие должно носить серьезный характер. Выраженное в шутку или нерешительно под влиянием болезненного или гнетущего в данную минуту состояния, согласие пострадавшего должно оставаться вне всякого влияния на ответственность виновного;

4) многообразие форм выражения согласия;

5) деяние не должно заключать в себе посягательства на интересы общественные или государственные; оно должно затрагивать лишь частные интересы»[142].

Последний признак укладывается в общую концепцию Л. С. Белогриц-Котляревского, который отрицает всякое значение частного интереса в сфере охраны публичного по своей природе государственного или частного блага. За согласием потерпевшего он признает свойство устранения преступности деяния только в отдельных случаях совершения преступлений против личности: речь идет о деяниях, которые никоим образом не препятствуют «возвышению личности гражданина и росту гражданского преуспевания».

Что касается формы выражения согласия, то наука к этому вопросу подходила лояльно. Допускалось выражение согласия словами или жестами. Если субъект совершал деяние, ошибочно полагаясь на согласие потерпевшего, вопрос об уголовной ответственности предлагалось рассматривать по общим правилам о значении ошибки в уголовном праве.

В целом, говоря о рассмотренном выше периоде становления и развития научных представлений о согласии потерпевшего в уголовном праве России, необходимо, прежде всего, отметить те положения, которые легли в основу дальнейшего уголовно-правового учения о согласии пострадавшего:

– разработка методологической основы изучения частного интереса в уголовном праве;

– определение природы института согласия потерпевшего как обстоятельства, исключающего преступность деяния, и как обстоятельства, смягчающего наказание;

– исследование границ частного интереса в сфере уголовно-правового регулирования;

– выделение уголовно значимых условий выражения согласия, а также его форм.

Переходя к рассмотрению второго этапа развития учения об уголовно-правовом значении волеизъявления жертвы, выделим основные черты данного учения, характерные для уголовного права советского периода.

Следуя по пути не от частного к общему, а от общего к частному, и фактически «запрограммировав» себя на необходимость считать объектом каждого преступления общественные отношения, советская уголовно-правовая доктрина за весь период своего существования так и не смогла создать теории, способной устранить расхождение между декларируемым пониманием института согласия потерпевшего и его фактическим выражением применительно к различным по своему характеру деяниям. Отсутствие четко сформулированной доктринальной позиции не могло не повлиять на законотворческую и правоприменительную деятельность.

Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. (ст. 143) не признавал преступлением убийство, совершенное из сострадания и по настойчивой просьбе убитого, но практика показала нецелесообразность данной нормы, и она была отменена. Позднее, при составлении проекта УК РФ 1996 г., вновь была предпринята попытка уголовно-правовой регламентации института согласия потерпевшего: предполагалось рассматривать его как обстоятельство, исключающее преступность деяния, при условии, что согласие было действительно добровольным и предварительным. Однако противоречия, возникшие в результате обоснования этой новеллы сквозь призму традиционной для советской науки теории объекта преступления, не позволили однозначно определить, какой из элементов состава и признаков преступления отсутствует в случае причинения вреда с согласия потерпевшего.

В советский период развития уголовного права проблема частного интереса долгое время детально не разрабатывалась. Одной из первых фундаментальных работ, посвященных исследованию согласия потерпевшего как самостоятельного уголовно-правового института, стала монография А. Н. Красикова «Сущность и значение согласия потерпевшего в советском уголовном праве» (Саратов, 1976). В этом монографическом исследовании автор определил основные вопросы, связанные с влиянием волеизъявления потерпевшего на преступность и наказуемость деяния. До и после выхода в свет этой работы проблема согласия жертвы лишь опосредованно рассматривалась при изучении других институтов Общей и Особенной частей уголовного законодательства .

Между тем анализ уголовного законодательства рассматриваемого периода позволил выделить основные направления развития института согласия потерпевшего в советской уголовно-правовой науке и сгруппировать их следующим образом:

1) рассмотрение согласия жертвы сквозь призму изучения объекта преступления;

2) уголовно-правовой, уголовно-процессуальный и криминологический анализ понятия «потерпевший»;

3) исследование правовых последствий согласия лица на причинение вреда собственным интересам;

4) анализ института согласия лица путем исследования признаков преступности деяния.