Частные начала в уголовном праве

Не имея особых возражений против регламентации случаев исключения уголовной ответственности за деяния, обусловленные волеизъявлением жертвы, мы считаем возможным и целесообразным несколько изменить формулировку примечания к ст. 122 УК РФ и изложить его следующим образом:

«Не подлежит уголовной ответственности лицо, совершившее деяния, предусмотренные частью первой статьи 121 или частью первой статьи 122, если другое лицо, зараженное венерической болезнью либо поставленное в опасность заражения ВИЧ-инфекцией, было своевременно предупреждено о наличии у первого этой болезни и добровольно согласилось совершить действия, создавшие опасность заражения».

3. Ранее проблема уголовной ответственности за деяния, ущемляющие свободу лица с его согласия, не подлежали детальному научному рассмотрению.

В начале XX столетия С. В. Познышев писал: «Если человек соглашается быть по тем или иным причинам запертым куда-либо, то лишающий свободы действует без сознания насильственности своих действий; он сознает также, что добровольное лишение себя свободы не чувствуется субъектом так болезненно, как принудительное лишение свободы. И здесь воля действующего совсем иная, чем в действительных преступлениях против свободы»[287].

Аналогичную позицию занимал Н. С. Таганцев. По его мнению, «не может считаться преступником тот, кто запер другого в комнате по его просьбе или связал ему руки»[288].

В советской и российской доктрине ученые ограничивались лишь констатацией того факта, что преступления, посягающие на свободу личности, совершаются против ее воли.

В этой связи возникает вопрос: правомерно ли ущемление свободы человека при наличии на то его согласия?

Сложность правовой оценки подобного деяния затруднено введением в УК РФ новых составов: ст. 127¹ «Торговля людьми» и ст. 127² «Использование рабского труда» и назывным характером диспозиций ст. 126, 127, 128 УК РФ и пр.

Обращаясь к проблеме торговли людьми и использования рабского труда, Н. С. Таганцев отмечал, что «не может быть наказан за посягательство на свободу тот, кто обращается с каким-либо лицом как с рабом, если только на это было дано согласие и в условиях действия нет нарушения каких-либо общественных интересов»[289]. Свою позицию он обосновывал следующим образом: существование известного гражданского положения о том, что недействительны договоры, противные добрым нравам, и что, в частности, недействителен договор, в силу коего одно лицо становилось бы рабом или крепостным другого, не противоречит установленному выше началу, так как это положение свидетельствует только, что государство не допускает права требовать осуществления такого договора и дает право заключившему его не исполнить соглашения; но отсюда нельзя вывести уголовной ответственности лица, воспользовавшегося добровольным осуществлением такого договора со стороны обязавшегося, если, конечно, учиненное не составляет особо наказуемого деяния[290]. С данной позицией сложно согласиться. Если уголовный закон преступность деяния будет связывать с наступлением реальных преступных последствий, то все составы в УК РФ будут носить материальный характер.

Предпочтительной представляется позиция Л. С. Белогриц-Кот-ляревского, который высказывался категорически против признания правомерными случаев торговли людьми и использования рабского труда. Критикуя позицию Н. С. Таганцева, Кесслера и Ортмана, исследователь отмечает: «Согласие пострадавшего лишено безусловного значения даже при посягательствах на имущество и честь, не говоря уже о посягательствах на свободу.. Кодексы многих культурных стран объявляют наказуемым торг невольниками и продажу в рабство, а также сманивание женщин для продажи в гарем и в дома терпимости, хотя бы эти акты были учинены и с согласия потерпевшего; запрещая, безусловно, таким образом, институты, несовместные с развитием гражданственности и с правом личности на свободу и целостность тела, государство тем самым как бы подразумевает преступность лишения или ограничения этих прав вообще, независимо от воли их субъекта»[291].

Полагаем, что установление уголовно-правового запрета на торговлю людьми и использование рабского труда обусловлено не только необходимостью охраны отдельной личности от посягательств на ее свободу, но и важностью обеспечения и реализации основных принципов государства, запрещающих рабство и работорговлю. Положения Российской Конституции, регламентирующие охрану свободы личности (ст. 2 и ст. 22 Конституции РФ 1993 г.), корреспондируют со ст. 4 Всеобщей декларации прав человека 1948 г. (никто не должен содержаться в рабстве или подневольном состоянии; рабство и работорговля запрещаются во всех видах). Устанавливая уголовно-правовой запрет на торговлю людьми и использование рабского труда, Россия выполняет взятые на себя международно-правовые обязательства и имплементирует в национальное уголовное законодательство нормы международного права[292].