Частные уроки рунографии

Конюх ничего нового не добавил. Он знал дом Ангиров, как свои пять пальцев, однако ни в одной из комнат, ни даже в некоторых укромных его уголках девушка не обнаружилась. Проблуждав несколько часов по пустому особняку и охрипнув от криков, Кубир счел за благо вернуться в дом госпожи Торвиль и стать свидетелем очередной истерики Эвани. Броксби, увидев в таком состоянии вернулась вечером хозяйка и решив, что встреча с бьющейся в истерике экономкой Ангиров плохо скажется на ее окончательно расшатанных нервах, счел за благо повременить с плохими новостями. Однако такая предусмотрительность совсем не обрадовала Фо.

— Мы потеряли столько времени!

Женщина мерила решительными шагами гостиную и нервно ломала пальцы. Полулежа на софе, на нее беспомощно взирала опухшими тревожными глазами Эвани.

— Куда она могла пойти?

— Она собиралась в тюрьму, просить свидания с господином Ангиром, — едва слышно, с сильным насморочным прононсом пролепетала экономка.

— О Создатель, что за глупышка! Почему нельзя было спросить меня! Его же обвинили в государственной измене, а значит, свидание только с разрешения короля.

При этих словах Эвани почти в голос зарыдала и бросилась лицом в очередной носовой платок, обильно смачивая его слезами. Фо недоуменно на нее покосилась и невозмутимо продолжила вышагивать по гостиной.

— Это было днем, как я поняла из рассказа Кубира. Куда она могла пойти потом? Если бы я успела с ней толком поговорить… Бедная девочка! Откуда мне было знать, что она сбежит? Нет, на бегство это не похоже, иначе зачем ей было бросать коляску? Бегство — и пешком? Вздор. Скорее похоже, что ее похитили. Это плохо. Очень плохо.

В конце концов смирившись, что ночью вряд ли сможет найти следы пропажи, Фо с большой неохотой отложила поиски племянницы на утро.

…Сон не шел. Фо вертелась в постели, слишком измотанная, чтобы спать. В голову назойливо лезли дурацкие мысли, воспоминания, обрывки слышанного и виденного.

Много позже Фо вернется к этой самой ночи, чтобы вспомнить, что толкнуло ее на следующий шаг, и не сможет найти точный ответ.

В тот момент она чувствовала слишком многое. Неожиданное одиночество, пришедшее с запоздалым осознанием чудовищной утраты — за последние годы Фо так привыкла полагаться на Дира, что даже перестала замечать его присутствие, зато теперь сполна пожинала плоды своего небрежения. И обида на то, что он ее обманывал, пусть не желая зла, стараясь уберечь от скандала (иных причин Фо не видела, мысль, что Дир мог использовать ее дом как прикрытие, она гнала как невозможную), но разве заслужила она такое недоверие? И недовольство своей странной уязвленностью и беззащитностью перед грубостью и напором непостижимого Рейка Орсета; это она-то, спокойно сносившая оскорбления куда более существенные, беззащитна и беспомощна?.. И даже беспокойство за судьбу Террана, беспокойство, которое она тщательно скрывала, но не могла скрыть от Дира. Ведь не все так просто с его арестом, а он, если просто отбросить глупые разногласия, самый близкий ей по крови человек… И тревога за девочку, такую трогательную в своей заботе об отце… В какую переделку бедняжка попала? Что с ней?

Потом Фо особо и не раздумывала, набрасывая на плечи тонкий кружевной пеньюар — решение пришло как-то само собой. В конце концов, почему бы и нет? По крайней мере три задачи требовали срочного решения: убийство Дира, арест Террана и похищение Терри. Разве это не повод испросить ответ сразу на все три вопроса?

Сначала Фо намеревалась обойтись Малым Дневным кругом, самым простым и незамысловатым раскладом, но передумала, когда собрала содержимое той самой спорной костяной шкатулки с ковра и положила его на инкрустированный черный столик. Проблемы, решение которых она хотела найти, были слишком разноплановыми, касались разных людей, странным образом замыкаясь на ней одной, на самой Фо, а потому обычные упрощенные расклады здесь мало чем помогут, рассудила женщина.

Решившись, Фо сгребла в сторону каменно-костяные пластинки, листья, как их обычно звали, они неожиданно звонко, дружно и как-то призывно застучали друг о дружку, и опустила в центр стола раскрытые ладони. Предельно сосредоточившись, несколько минут она ждала, пока черная лакированная поверхность под ее руками не станет теплой и слегка пульсирующей, словно человеческая кожа. Попеременно тонкие пальцы Фо коснулись каждого из двенадцати сегментов круга, инкрустированного на столешнице, и только когда желтовато-белесые полосы, выложенные ясенем, стали сиять мягким молочно-белым светом, взялась за листы с рунами. Немного поколебавшись и в последний раз спросив себя, а не сошла ли она с ума, женщина принялась за Великий круг.